Большая тройка третьего мира

Геополитическая турбулентность нескольких последних лет, в том числе кризисы на Ближнем Востоке и в Восточной Европе, вернули в обиход понятие политической, или географической, экономики. Лидерам международного бизнеса приходится в своих стратегиях учитывать особенности региональной и местной политики и борьбы за власть. И все же политика не только приносит риски, порой она создает новые – и очень привлекательные – возможности для бизнеса.

Первые месяцы 2016 года в этом отношении стали неожиданно продуктивными. Во-первых, Иран подписал ядерное соглашение, позволившее добиться отмены большей части международных санкций. Во-вторых, состоялся исторический визит действующего президента США на Кубу, ставший первым в целой серии шагов, направленных на отмену самого длительного торгового эмбарго в современной истории. И наконец, 1 апреля в Мьянме было приведено к присяге новое демократическое правительство. Что, по всей видимости, открывает новую эру для экономики этого государства. Население всех трех стран, возвратившихся в мир международной торговли, составляет почти 150 млн человек, а их общий ВВП превышает 500 млрд долларов. Можно утверждать, что мир не сталкивался с подобным событием в сфере экономики со времен «открытия» стран бывшего советского лагеря в 1990 году. Сходным образом события 2016 года не только изменили карты международной торговли, но также оказали глубокое идеологическое воздействие.

Можно усмотреть в подобной попытке общего анализа трех стран, разделенных тысячами километров, не имеющих ни общего языка, ни религии, ни даже сколь-нибудь значительных торговых связей, желание придать историческое значение простому ряду совпадений. И все же, несмотря на отсутствие реального общего прошлого, эти три страны демонстрируют много примечательных параллелей.

Ключ к региональным мозаикам

Все три страны в XIX и начале XX века являлись аренами самого интенсивного колониально­го противостояния. Иран (в то время назы­вавшийся Персией) был полем активного со­перничества между Британией и Россией. Обе страны не только захватили значительные участки территории Персии, но и пытались навязать ей свое политическое и экономическое господство, блокируя в то же время аналогичные попытки своего противника. В результате страна вступила в XX век, почти не имея железных дорог, телеграфное сообщение также было развито крайне ограниченно. Открытие в 1903 году нефтяных месторождений (по большей части на территориях, находившихся под контролем Британии) лишь подлило масла в этот огонь. Даже после революции 1917 года советское правительство по-прежнему рассматривало Персию как важный «антиимпериалистический» фронт.

Куба, находящаяся на другом полушарии, к концу XIX века оставалась последней большой колонией, принадлежащей Испанской короне. Кровавая война за независимость, вспыхнувшая в 1860-х годах, окончилась поражением восставших, но это не принесло стране мира. В 1890-е годы новые антиколониальные выступления кубинцев были использованы США как предлог для вторжения. В результате независимость страны официально контролировалась из-за границы (в соответствии с так называемой поправкой Платта) более 30 лет. Даже после революции 1933 года и формального прекращения господства Севера экономика страны по-прежнему зависела от рынка США и во многом определялась американскими компаниями.

Идеологическое воздействие в сочетании с эмбарго и санкциями оказало сильное и разностороннее влияние на социально-экономическое развитие этих трех стран. С одной стороны, их экономический рост был сравнительно медленным. С другой, они со всей очевидностью выделяются внутри группы стран третьего мира в определенных аспектах развития

Мьянма была центром наиболее важной средневековой империи, находившейся в Юго-Восточной Азии и игравшей к тому же важную роль в событиях, происходивших в восточных регионах Индии. Это стало причиной конфликта с Британией (которая при этом стремилась остановить продвижение Франции в Индокитае), и после трех войн (1824–1826, 1852, 1885 годов) страна оказалась под британским правлением. Мьянма (называвшаяся в то время Бирмой) стала одним из ключевых фронтов Второй мировой войны, полем стремительного нападения Японии, имевшей намерение вторгнуться в Британскую Индию и перекрыть союзнические поставки в Китай. Япония вынудила Бирму провозгласить независимость в 1943 году, однако лидеры движения за независимость начали проявлять все большее недовольство политикой Японии и вновь присоединились к союзникам в 1944 году (даже ценой утраты независимости); суверенитет страны был официально восстановлен по результатам переговоров с Британской империей в 1948 году.

Необычайная интенсивность колониальных сражений, происходивших вокруг трех этих стран, – не просто историческое совпадение. Все они стратегически расположены в центрах регионов, имеющих глобальное значение, – Карибского бассейна, Юго-Восточной Азии и Центральной Азии; здесь находятся средоточия разнообразных экономических и политических отношений. Контроль над ними рассматривался в геополитических играх XIX столетия как ключевой момент для контроля над всеми прилегающими к ним регионами земного шара.

Движущая сила общества

Турбулентность колониального периода способствовала росту национального самосознания в этих странах. Они имели богатую историю борьбы за независимость – как вооруженного противостояния, так и развития антиколониальной философии. Эта борьба усилилась в период холодной войны, так как стратегическое расположение этих стран сделало их даже более привлекательными в качестве регионов влияния как для социалистического, так и для капиталистического лагеря.

Иран в 1951 году попытался национализировать нефтяную промышленность в ходе мощного антиимпериалистического движения того времени. Эта попытка в 1953-м завершилась военным переворотом, спланированным при участии ЦРУ, который на пару десятилетий вернул страну к «обычному капиталистическому» режиму, – нанеся, однако, глубокую рану национальной гордости. Через пять лет кубинские повстанцы под предводительством Кастро и Че Гевары добились низложения коррумпированного прозападного диктатора Батисты, и в скором времени страна официально объявила о намерении строить социализм. В 1962 году после военного переворота к социалистическому лагерю присоединилась Бирма. Наконец, в 1979-м ориентированный прозападно (и коррумпированный) иранский шах был свергнут в ходе исламской революции, которая также носила ярко выраженный антиамериканский характер (хотя отношения страны с «безбожным» СССР оставались напряженными, особенно после вторжения в Афганистан).

Иранская и кубинская революции оказались на удивление долговечными, пережив падение социалистического блока. На самом деле они по-прежнему находятся в ряду тех стран, где сохраняется сильное влияние идеологии, хотя большинство государств в мире переживают постидеологический период. Несмотря на предпринятые значимые усилия по либерализации экономик этих стран, официально они остаются верными идеям своих революционных отцов-основателей: Фиделя Кастро, Че Гевары и Имама Хомейни.

Бирманский социализм оказался менее живучим, после восстания «8888» (08.08.1988) и военного переворота правящая хунта частично отказалась от идеологической риторики, по-прежнему цепко удерживая свою авторитарную власть.

Все три государства находились в непростых отношениях со странами западной демократии, в результате чего их экономические связи оказались очень ограниченными. На две страны – Кубу и Иран – США наложили официальное торговое эмбарго, кроме того, Иран в 2010–2014 годах столкнулся с международными санкциями.

Исключения третьего мира

Идеологическое воздействие в сочетании с эмбарго и санкциями оказало сильное и разностороннее влияние на социально-экономическое развитие этих стран. С одной стороны, их экономический рост был сравнительно медленным. Куба в 1970–1980-х годах демонстрировала лучшие показатели роста ВВП, чем в среднем по Латинской Америке. Однако в последнюю четверть века она отстает от средних по континенту темпов развития. Бирма в 1960-е годы вступила в период социализма, будучи более богатой, чем остальные страны региона. Тем не менее в 1990-е годы она оказалась в списке наименее развитых государств, подготовленном ООН. С тех пор рост экономики ускорился, однако Мьянма по-прежнему устойчиво находится в группе стран с низким уровнем дохода. 
Экономическая история Ирана складывалась в 1980-е годы особенно драматично в связи с опустошением, вызванным ирано-иракской войной (1980–1988). Страна в 2000-е демонстрирует устойчивый экономический рост, развивает частное предпринимательство. Но санкции и падение цен на нефть в 2010-е годы создали дополнительные экономические трудности. Иранский ВВП между 2010 и 2014-м сокращался в среднем на 2,3% в год.

С другой стороны, эти три страны со всей очевидностью выделяются внутри группы стран третьего мира по определенным аспектам развития. У них сильная образовательная система, благодаря чему уровень неграмотности достигает практически нулевого показателя, и сравнительно высокий процент поступающих в университеты. Куба имеет общепризнанные медицинскую и фармацевтическую школы, являющиеся фундаментом для одной из лучших систем здравоохранения в развивающемся мире. Иран, с другой стороны, продемонстрировал значительные технические возможности в ходе развития своих ядерной и ракетной программ, сейчас они трансформируются для гражданского использования с опорой на бурно развивающуюся IT-индустрию. Мьянма также выбрала развитие науки одним из своих приоритетов, особенно на фоне устойчиво низких доходов. С 1955 года страна стремилась развивать собственную программу ядерных исследований. В 2007-м к этим планам с помощью России вернулись вновь.

Насущные проблемы

Тем не менее все три страны сталкиваются с множеством классических проблем третьего мира, бросающих вызов развитию экономики. И главным слабым местом, вне всякого сомнения, является инфраструктура. Плотность дорог в Иране остается на уровне 10% от среднего по ОЭСР показателя. В Мьянме их в два раза меньше. Даже Куба – очень компактная по размеру страна, где максимально возможное расстояние менее 1500 км, – имеет примерно треть от среднего для ОЭСР уровня. Притом что статистика не учитывает реальное качество дорожного покрытия, очень далекое от требований, предъявляемых к современным дорогам.

Вдобавок Куба и Мьянма зависят от импорта топлива, несмотря на некоторое развитие нацио­нальной добычи. В результате электроснабжение остается довольно скудным (потребление электричества на душу населения в Мьянме – 3% от уровня ОЭСР). В обеих странах отсутствуют важные отрасли промышленности, а сельское хозяйство имеет слишком большое значение. Промышленность Ирана развита гораздо лучше (например, в стране выпускается больше автомобилей, чем в Италии). Тем не менее большую часть его производственной базы составляют либо старые, либо низкотехнологичные предприятия (из-за ограничений на импорт современного оборудования), либо и то и другое. Проблема старения активов актуальна и для Кубы: американские машины 1950-х годов, столь любимые туристами, потребляют очень много топлива и дороги в обслуживании.

Все три экономики нуждаются в массовом притоке инвестиций, и, учитывая сравнительно низкий уровень национального благосостояния, эту проблему можно решить, привлекая иностранное финансирование. Все хорошо понимают, и даже самые идейные революционеры выбирают сегодня очень прагматичный подход к иностранным деньгам.

Главный источник риска

Однако для иностранных инвестиций, как правило, необходима долгосрочная стабильность. По всему миру она становится все более дефицитным ресурсом, и Иран, Куба и Мьянма не составляют исключения.

Куба вызывает политические вопросы даже в среднесрочной перспективе. Рауль Кастро, являющийся в настоящее время лидером государства, приобрел, вероятно, клуб восторженных почитателей по всему миру, ловко избегая объятий Барака Обамы. Однако реальность такова, что оба брата Кастро в ближайшие годы уйдут из большой политики. Планов преемственности не обнародовано, если они вообще имеются. Поэтому, по всей видимости, никто на Острове свободы или за его пределами не имеет четкого представления о том, кто и как будет руководить страной в 2020-е.

Мьянма, скорее всего, резко отличается в этом отношении, так как ее граждане наконец-то получили возможность свободных выборов и демократическим путем избрали правительство – впервые за более чем полвека. Оно является, вероятно, самым сильным в новейшей истории страны и находится под неофициальным руководством Аун Сан Су Чжи – бывшей политзаключенной, популярного и влиятельного лауреата Нобелевской премии мира, дочери официального основателя нации. Тем не менее действующий конституционный строй предоставляет военным в значительной степени неконтролируемую власть, достаточную для того, чтобы заблокировать большую часть демократических преобразований. Экономика, как считается, также находится под контролем военных, так как бывшие военнослужащие назначаются на все важные посты в министерствах и крупных компаниях.

Иран вопреки распространенному на Западе мнению представляет собой гораздо более стабильную и жизнеспособную демократию. Религиозные лидеры имеют значительное влияние в стране, однако в целом они подчиняются закону и подотчетны обществу. Чтобы понять их роль, нужно просто добавить еще одну ветвь к классической западной модели законодательной-исполнительной-судебной власти. Это не значит, что в стране не идут жаркие идеологические баталии между консерваторами и реформаторами. На самом деле дебаты возникают по всевозможным жизненным вопросам – начиная с того, может ли светская власть обязывать кого-либо носить хиджаб, и заканчивая тем, можно ли доверять западным странам в процессе предстоящей приватизации. В настоящий момент позиции реформистов укрепляются. Однако только от внутренней политики страны зависит, за кем останется последнее слово.

Долгосрочный успех реформистов в Иране в значительной степени зависит от дальнейших успехов в области международных отношений, претворяемых в ощутимые бизнесом и общественным мнением результаты: упрощение туристических формальностей, подписание новых контрактов, деньги, которые появляются на банковских счетах, больше товаров международных брендов в витринах и другие. Проблема заключается в том, что на Западе имеется собственная сильная группа консерваторов по всем вопросам, касающимся Ирана (а также Кубы). Предстоящие президентские выборы в США вызывают в этой связи особое беспокойство, так как Барак Обама подвергся критике за чрезмерный либерализм в отношении «стран-изгоев». В случае если американская риторика и практические действия вернутся на уровень начала 2000-х годов, сторонникам международной открытости в Иране и на Кубе, несомненно, будет нанесен серьезный удар.

Оптимистичный сценарий

Тем не менее оптимистический сценарий представляется сегодня более вероятным. Если три страны действительно вернутся в глобальную экономику, это принесет выгоду всем. С одной стороны, иностранные инвестиции могут содействовать разведке месторождений полезных ископаемых. Общемировое увлечение нефтью в конце XX века отодвинуло в тень тот факт, что Иран и Мьянма, скорее всего, имеют очень важные месторождения металлов, которые все еще не разведаны. По оценкам Ирана, менее 10% его территории должным образом исследованы, для Мьянмы эти цифры еще ниже. На Кубе есть месторождения никеля мирового уровня, которые разрабатываются недостаточно.

Иран вопреки стереотипам представляет собой стабильную и жизнеспособную демократию. Религиозные лидеры имеют большое влияние, но подчиняются закону и подотчетны обществу. Сейчас позиции реформистов укрепляются. Но только от внутренней политики страны зависит, за кем останется последнее слово

Сельское хозяйство – еще одна область, открывающая возможности. Во всех трех странах климатические условия очень благоприятны. Тем не менее производство сельскохозяйственной продукции крайне неэффективно по современным стандартам из-за устаревшей техники и слабого материально-технического обеспечения. Например, Куба может извлечь выгоду из глобального перехода на биотопливо, развивая дистилляцию этанола из сахарного тростника и страхуя себя таким образом от волатильности мировых рынков сахара. Однако это потребует как внедрения новых технологий, так и инвестиций.

Во всех трех странах огромные возможности открываются на потребительских рынках. Особенно значителен рынок Ирана: в стране проживают более 70 млн человек, по большей части молодых и все более западно-ориентированных по своему образу жизни. В то же время Куба, разумеется, должна отправить на металлолом свои живописные классические автомобили и заменить их современными и экономичными моделями. Частное строительство – бурно развивающаяся отрасль, будь то Мандалай и Янгон, Тегеран и Шираз или Гавана и Сантьяго.

И все же основные возможности для этих трех стран лежат в области геоэкономики – эта особенность будет иметь ключевое значение в том, как сложатся региональные мозаики. С развитием всех видов перевозок через Мьянму и Иран открываются прекрасные наземные маршруты к Индийскому океану – в особенности из внутренних областей Китая, из Европы и России. Куба, в свою очередь, может попытаться вновь выступить в роли регионального центра по переработке нефти и офшорного высокотехнологичного производства (в частности, в области фармацевтики), которую она уже играла в 1940–1950-е.

Интересно отметить, что все три экономики становятся ареной для нового типа конкуренции в сфере бизнеса – между «классическими» транснациональными западными корпорациями и «новыми ТНК» из таких стран, как Китай, Индия или Россия. Китайское участие особенно заметно в развитии инфраструктуры, в то время как российские компании традиционно играют важную роль в разведке и добыче полезных ископаемых. Потребитель же видит все больше и больше брендов с развивающихся рынков на полках и в витринах магазинов. До настоящего времени «Восток» имел важное преимущество на рынках Ирана, Кубы и Мьянмы – и за счет идеологической близости, и в силу ценовой эффективности. Сохранят ли «восточные» компании свою долю рынка в условиях все более открытой конкуренции? Это стало бы хорошим испытанием их международной конкурентоспособности. Потребители и экономика в целом, безусловно, выиграют от этого нового типа конкуренции, хотя некоторые местные отрасли промышленности могут оказаться под сильным давлением на собственной территории. И все же тот факт, что для расположенных в сердце важнейших мировых регионов Ирана, Мьянмы и Кубы наступает новая эра в их истории, может открыть новые возможности, а не угрозы.