Есть ли президенты радикальнее?

Джайлс Тремлетт

Width 250px 000 mvd6625033 fmt

Уругвайский лидер Хосе Мухика живет не в президентском дворце, а в крошечном доме и жертвует на благотворительность 90% зарплаты. Он легализовал марихуану и однополые браки. Но его главное достижение заключается в том, что, управляя страной, он не отрекается от своих революционных идеалов.

Эмо Маннисе было всего 16, когда он встретил Хосе Мухику, ныне – президента Уругвая. Весенним днем 1969 года, когда Эмо и его сестра Беатрис были одни у себя в пентхаусе в Монтевидео, будущий президент выскочил из лифта с пистолетом в руке. «Повернись, закрой рот и подними руки над головой!» – рявкнул тот. По узкому разрезу глаз и густым волнистым каштановым волосам Маннисе тут же узнал одного из самых известных боевиков дерзкого и жестокого движения «Тупамарос». Избавившись от нахлынувшего чувства тревоги, Эмо неожиданно ощутил спокойствие. «С ним был молодой боец, и я сказал ему, что ничего не сделаю. Чтобы он об этом не беспокоился», – рассказывает 62-летний турагент Маннисе в своем любимом книжном магазине столицы, недалеко от которого плещутся мутные воды необъятной Ла-Платы. Беатрис, больную полиомиелитом и передвигавшуюся в инвалидном кресле, вывезли в другую комнату. «Не бойся, вьехита, – сказал ей Мухика. – С тобой все будет в порядке, ты тут ни при чем». Доброе, просторечное «вьехита» («старушка») было одним из типичных для Хосе слов.

Отчим Эмо, Хосе Педро Пурпура, был известным судьей, имел связи с ультраправыми и держал у себя пистолеты. Забрав документы и оружие, визитеры ушли. А Маннисе сокрушался перед родственниками лишь о том, что «Тупамарос» унесли пишущую машинку, на которой он делал домашнее задание. На следую­щий день раздался телефонный звонок. «Это мы, кто вчера приходил», – сказал голос в трубке. Мальчик вдруг снова заволновался. «Гости», неизвестно как, узнали про пишущую машинку. Если он хочет ее забрать, продолжал голос, то она в вестибюле здания неподалеку. «Так и оказалось, – вспоминает Эмо. – В машинке было послание отчиму. “Берегитесь, доктор, – напечатали они. – Мы следим за вами”». На следующий год в попытке убить Хосе Педро Пурпуру отряд «Тупамарос» обстрелял его дом из автоматического оружия.

Пять лет назад, на прошлых президентских выборах в Уругвае, Маннисе проголосовал за Мухику и его «Широкий фронт» – коалицию левых, которая в 2005 году впервые сместила доминировавшие партии: «Колорадо» и Нацио­нальную. Тогда президентом стал умеренный предшественник Мухики Табаре Васкес. «Другой бы затаил обиду на моем месте, – говорит Эмо. – Но он единственный, кто сам делает то, к чему призывает». Бывший революционер до сих пор исповедует анархистские идеалы и после выборов 2009-го бессменно руководит правительством Уругвая и управляет его стремительно развивающейся экономикой. Мухика и сегодня популярен, но в Уругвае президенты не могут избираться на два срока подряд.

Мухика мог бы жить в президентском дворце – вековом особняке в аристократическом районе Прадо. Но ему лучше в одноэтажном домике на «чакре». «Для нас это способ отвоевать личную свободу. Если слишком усложнять жизнь в материальном плане, много времени будет уходить на поддержание такого образа жизни. Вот почему мы до сих пор живем так, как 40 лет назад, в тех же краях, с теми же людьми и теми же вещами. Ты не перестаешь быть обычным человеком только от того, что ты президент»

Мир знает Мухику как страстного правдоруба. Записи его выступлений на конференции «Рио+20», где он в 2012 году громил культ потребления, и в ООН в 2013 году просмотрели на YouTube 3 млн человек. «Что случится с планетой, если у индийских семей будет столько же машин, сколько у немецких? – поинтересовался Мухика у собравшихся в Рио. – Сколько останется кислорода?» А в ООН он посоветовал делегатам перестать ходить по непозволительно дорогим и бесполезным саммитам. Одни, вспоминая, что Мухика провел 13 лет в тюрьме, именуют его латиноамериканским Нельсоном Манделой. Другие видят в нем прорывного социального либерала, который подписал самый новаторский в мире закон о марихуане и легализовал аборты и однополые браки. Но более всего он известен своим образом жизни. Эль Пепе, как зовут его уругвайцы, водит 25-летний Volkswagen Beetle, живет в маленьком, стоящем на небольшом участке деревенском домике и жертвует на благотворительность 90% зарплаты. Нарочито грубый, но прагматичный стиль Мухики по душе не только бедным уругвайцам, но и части среднего класса. Вспоминая великого освободителя Симона Боливара, другие популистские лидеры Латинской Америки тоже пытались провернуть такой трюк, но безуспешно. Критики считают, что в уругвайском президенте больше стиля, чем сути. Это миловидный старик, который, отложив в сторону пистолет, отступился и от своих революционных идеалов. На континенте, ставшем крупнейшей в мире лабораторией по взращиванию альтернативных левых режимов, каждый из которых уверен, что открыл волшебную формулу, многие до сих пор не могут определиться, герой он или предатель.

Партизан

Летом 1969 года в дверь небольшого монтевидейского инвестбанка, совладельцем которого являлся один из министров, постучал полицейский. Впустив его, служащие поняли, что это член отряда «Тупамарос». Вслед за ним внутрь проникли еще несколько боевиков. Они взяли деньги (100 тыс. долларов по сегодняшним меркам) и потребовали бухгалтерскую документацию банка. Одна из служащих, Лусия Тополански, известила «Тупамарос» о том, что банк проводил незаконные валютны­е операции (в числе налетчиков была ее сестра-близнец Мария Элиа). Бумаги «Тупамарос» подбросили домой одному прокурору, и несколько вовлеченных в незаконные операции лиц оказались за решеткой. Это была их фирменная «вооруженная пропаганда», проводившаяся по принципу «насилие – это нормально, но лучше, когда оно во благо».

Семья у сестер Тополански была обеспеченной и проживала в престижном районе Поситос. «В Уругвае есть “рикильос” (не “рикос”) – обеспеченные, но не богатые», – комментирует Лусия, сидя в своем парламентском кабинете в Монтевидео. У нее серебристые волосы, лучистые карие глаза и пластически прооперированный нос: после побега из-под стражи нынешний старший сенатор решила изменить облик, и хирург из отряда «Тупамарос» ей помог. В 2005 году она вышла замуж за Мухику. К тому моменту они 20 лет прожили вместе и 13 – в разлуке, отбывая заключение в разных местах. Когда Хосе избрали президентом, Лусии предстояло принять его присягу. «В здании парламента стоял полк, который нас обоих и арестовывал, – рассказывает супруга главы государства. – Друзья смеялись и кричали: “Наконец-то они оказали вам честь!”»

Детское прозвище Тополански – Ла-Флака («тощая»), но «Тупамарос» звали ее за твердость Ла-Тронка («брус»). Мухику воспитывала не менее волевая женщина, мать донья Люси. Отец скончался в 1943-м, когда Хосе было всего восемь. Вскоре, чтобы помочь семье сводить концы с концами, мальчик устроился разносчиком в одну из пекарен своего района, полусельской Пасо-де-ла-Арены, а также стал продавать цветы, срезанные за домом. Начало XX века выдалось для Уругвая блестящим. В голодную, разрываемую войной Европу оттуда шли шерсть и мясо, а к 1930 году страна вошла в число 12 мировых лидеров по доходу на душу населения. У крошечного Уругвая было просвещенное социальное законодательство, которое предусматривало четырехчасовой рабочий день и декретный отпуск. Некоторые звали его латиноамериканской Швейцарией. Более того, в 1930 и 1950 годах он выиграл Кубок мира по футболу, хотя его население никогда не превышало 3,5 млн человек. Но пока Хосе рос, чудо начало рушиться.

Новый, прагматичный Мухика больше не борется с глобализацией, которая, соединяя обеденные столы китайцев с уругвайскими фермами, финансирует эту выдающуюся трансформацию. «Когда я смотрю в зеркало, то вижу свои морщины, и здесь то же самое. Они мне не нравятся, но от них никуда не деться. Я должен управлять ситуацией, как только умею, ведь если я начну ныть как ребенок, то ничего не изменится». Зияющим изъяном глобализации лидер именует слабый политический контроль

Когда-то Мухика устроился к популярному левому политику Энрике Эрро, но когда на пост­революционной Кубе встретил Че Гевару, на него нашло политическое озарение. Многие страны Латинской Америки стали жертвами кризиса и упадка, и из-под пера уругвайского автора Эдуардо Галеано вышла новая библия левых латиноамериканцев – «Вскрытые вены Латинской Америки». «Бедняков в Латинской Америке убивают тайно и тихо, – писал в 1971 году Галеано, – каждый год три бомбы, равные той, что была сброшена на Хиросиму, беззвучно взрываются над народами, привыкшими страдать, стиснув зубы». Пока экономика Уругвая стагнировала и страдала от буйной инфляции, Мухика со товарищи, вдохновленные примером Кубы, решили, что старый порядок нужно разрушить и заменить чем-нибудь новым. Хотя чем конкретно, так в итоге и не выяснилось. Гор, где можно было бы спрятаться, в Уругвае нет, а Монтевидео возвышается над плодородной равниной, бывшей пастбищем для множества овец и герефордских коров. Поэтому друзья стали городскими партизанами и учредили движение «Тупамарос», названное так в честь перуанского революционера XVIII века Тупака Амару II. Охват у движения был широкий (одной из частей руководил священник), и экспериментов, в том числе дорогих, оно не боялось. Не столько принципы вели соратников через время, сколько пробы и ошибки. И так продолжается до сих пор.

«Тупамарос» быстро прославились своими дерзкими выходками. Во время рейда на город Пандо они ехали по главной улице под видом похоронной процессии. А ограбив Casino San Rafael на дорогом курорте Пунта-дель-Эсте, они через какое-то время вернули работникам чаевые. Журнал TIME окрестил их «партизанами – Робин Гудами». Но люди с оружием рано или поздно его складывают. Рейд на Пандо унес жизни шестерых. В марте же 1970 года полицейский узнал в баре Мухику. Эль Пепе выхватил пистолет – двое полицейских были ранены, но и в него самого попали шесть пуль. Стрелка отправили в тюрьму района Пунта-Карретас. Позже ее переделали в сверкающий молл, откуда, из самой южной точки Монтевидео, открывается вид на Ла-Плату. Впечатлительные тинейджеры вроде Маннисе присоединились к студенческим демонстрациям, участники которых забрасывали полицейских камнями. По стране, спокойнее и сдержаннее которой в регионе не знали, катилась волна протестов.

Затем все пошло наперекосяк. Похищения людей, взрывы и расправы не оставили и следа от романтического ореола вокруг «Тупамарос». На помощь призвали армию, и меньше чем за год группировку уничтожили. Мухику взяли одним из последних. Это произошло в августе 1972-го, когда тот спал, держа под одеждой гранату и автомат «Узи». В июне 1973 года под руководством Хуана Марии Бордаберри из партии «Колорадо» произошел военно-гражданский переворот. Демократия была низложена, и Уругвай получил авторитарного президента-фермера. Многие обвинили в этом движение «Тупамарос».

Девятерых лидеров из тюремных камер перевели в военные лагеря. Теперь они были заложниками, которых грозили казнить, если «Тупамарос» вернутся к жизни. Поэт, романист и драматург Маурисио Розенкоф 11 лет провел в крошечной камере рядом с Мухикой. По словам литератора, заложники могли общаться, лишь отстукивая по стенам азбуку Морзе. Туалетом разрешалось пользоваться всего раз в день. Пленники мочились в бутылки и, после того как образовывался осадок, выпивали остальное: воды также не хватало. Мухике приходилось особенно тяжко: пули серьезно повредили его внутренние органы. В одиночках заключенные едва не сходили с ума. Эль Пепе верил, что в потолке спрятан жучок. От его воображаемого шума узник глох. «Он засовывал в рот камни, чтобы не кричать», – вспоминает 81-летний Розенкоф. Хосе всеми силами старался заполучить одну очень нужную вещь: ночную вазу. Иногда заложникам разрешали видеться с родственниками, и донья Люси принесла ему этот предмет. Но охранники не отдавали его Мухике. Однажды, когда тюремщики устроили вечеринку, тот начал криком его требовать. Засмущавшись перед гостями, комендант уступил. И каждый раз, когда узников переводили в новый лагерь, Хосе вцеплялся в сокровенную собственность, в этот символ своей победы над тюремщиками. «Вычищать ее до конца он не хотел, – говорит Розенкоф. – Нас всех до сих пор передергивает от мыслей о том времени. И выйдя, Эль Пепе взял весь этот багаж с собой».

Человек из народа

Путь Мухики из Монтевидео до «чакры», небольшой фермы, лежит через промышленные окраины, грязную реку и равнинные просторы, на которых расположились маленькие, приземистые дома. Небогатые, но не обветшалые. Признаков мучительной бедности, поразившей другие части Латинской Америки, сравнительно мало, хотя долговой кризис развитого мира многих вверг в нищету в начале этого века. На широких зеленых обочинах старые привязанные клячи щиплют траву. У разбитой асфальтированной трассы – жестяная будка с намалеванным знаком. Это указатель на грунтовую дорогу. По ней мы и приезжаем на ферму. Поспешив было встретить гостей, оживленные собаки бросаются за машиной с газовыми баллонами. На соседних участках кричат петухи и расхаживают куропатки – пища хитрых деревенских кошек. А на участке Эль Пепе люди в белых сапогах срезают вершки мангольдов.

Из своего домика президент выходит в бежевой толстовке, серых брюках и сандалиях, надетых на носки. Носить толстовки вместо затасканных джемперов его приучили перед выборами 2009 года. Кожа вокруг его глаз с возрастом съежилась. Лицо же, наоборот, стало мясистее. Волосы, густые и седеющие, аккуратно расчесаны (это также вошло в норму во время предвыборной кампании). Рядом на трех лапах игриво скачет дворняга Мануэла. Одноэтажный домик утопает в растительност­и. У­зкий цементированный проход, вокруг которого стоят опоры гофрированной металлической кровли, завален пыльными ящиками и другими емкостями. Штукатурная отделка испорчена зимним дождем. «Не вляпайтесь в грязь!» – предупреждает хозяин вместо приветствия. В неширокой, вытянутой передней комнате – два стола (небольшой обычный и дешевый рабочий), недорогое офисное кресло, книжные стеллажи, два неудобных стула с деревянными спинками, гудящий камин и старый, идеально отреставрированный велосипед Peugeot. «60 лет уже у меня», – с гордостью заявляет Мухика, вспоминая, как участвовал в любительских гонках. Другие две комнаты знакомы уругвайцам по видео с YouTube. Однажды, перед тем как пригласить корейских телевизионщиков выпить Johnnie Walker и уругвайской тростниковой водки, президент показал им свою спартанскую кровать и содержимое ненового холодильника. Расслабляя суставы, собеседник вытягивает ноги в офисном кресле и ждет начала вербального поединка.

Мухика мог бы жить в президентском дворце – вековом особняке в аристократическом районе Прадо. Но ему лучше здесь. «Для нас это способ отвоевать личную свободу, – поясняет глава Уругвая. – Если слишком усложнять жизнь в материальном плане, много времени будет уходить на поддержание такого образа жизни. Вот почему мы до сих пор живем так, как 40 лет назад, в тех же краях, с теми же людьми и теми же вещами. Ты не перестаешь быть обычным человеком только от того, что ты
президент».

Любовь к деревне Эль Пепе дополняет соответствующим красноречием. За день до нашей встречи он выступал в Монтевидео перед членами профсоюзов. Публика ждала «скорострела» – грубых фраз, которых президент, по его же словам, набрался в тюрьме. Услышав «эс ла хода!» («да по х...!»), женщина сзади меня восторженно вскрикнула. «Я знаю наш народ, – уверяет Мухика. – У некоторых образованных людей есть стереотип: они думают, что сеньор президент должен быть как статуя, абсолютно статичен. Что он не может быть как все. Но я сделан из плоти и крови. Я старый человек, у которого есть нервы и сердце. Да, иногда даю маху, но всегда – из искренних побуждений».

«Меня избрали не потому, что я “Тупамарос”, – настаивает глава государства. – Но я не шел к этому украдкой, не скрывал прошлого». Даже будучи боевиком, он, как утверждает, старался сводить насилие к минимуму. Современную модель войны Мухика ненавидит, но «блаженный пацифизм» тоже презирает и в собственном буйном прошлом не раскаивается. «Жаль только, что сделал не все, что мог», – сетует президент. На старых обидчиков зла он не держит: те, кто его посадил и пытал, были орудиями в руках других, считает он. Открытая уругвайская демократия периодически обнаруживает противоречия, и выбрав Мухику, граждане параллельно проголосовали за сохранение закона об амнистии для множества участников государственных репрессий. «Я пострадал, но злопамятным быть нельзя, – полагает мой собеседник. – Если б я не прошел через те годы, то не стал бы таким, какой есть».

В домиках на «чакре» живут еще четырнадцать человек, многие из них пожилые. Ренту Мухика с них не берет. «У нас тут что-то вроде стариковского гнездышка», – говорит он. В душе национальный лидер по-прежнему анархист (или, его словами, левый либертарианец). «Наполовину или даже больше я либертарианец. Как мечтатель, как утопист, – излагает президент. – Если древний человек мог собой управлять, то, может, однажды, в будущем, люди снова этому научатся». К 79 годам бывший боевик нашел баланс между идеализмом и прагматизмом, чем очень расстроил своих критиков. «Левое видение мира – это представление об утопическом будущем, – трактует он. – Но человек не вправе забывать, что самое важное для каждого – это жизнь. Центральной задачей должна быть борьба за лучшее сегодня».

Политик

В доме на тихой улочке близ Пунта-Карретас, в мрачном, уставленном книгами кабинете Хулио Марии Сангинетти находится ящик со стек­лянным верхом, а в нем – президентская лента, раскрашенная в полосы белого и бледно-голубого цветов уругвайского флага. Клубный пиджак со сверкающими пуговицами, запонки и пастельно-зеленого цвета шелковый галстук подчеркивают утонченный и сдержанный аристократический образ политика. «Я один из трех уругвайских президентов, которые отработали по два срока», – сообщает Сангинетти, пока нам несут кофе. «Широкий фронт», куда входят экс-«тупамарос», коммунисты, социалисты и склоняющиеся влево христиан-демократы, частично переманил электорат его партии – партии «Колорадо». Бывший глава Уругвая возмущен и не понимает, как такое могло произойти. «Диктатура сделала из преступников жертв, – рассуждает он. – Но пришла диктатура из-за “Тупамарос”... каждый раз, когда Мухика стрелял, он стрелял в демократию». Диктаторский режим не давал Сангинетти заниматься политикой, а в 1984 году он помог его низложить. На следующий год, в период его первого президентства, освободили заложников.
К тому времени Эль Пепе превратил свою ночную вазу в маленькую клумбу бархатцев. Розенкоф вспоминает, как, выходя из тюрьмы, тот гордо нес свой горшок, утопая в море флагов, которыми размахивали сторонники.


«Бедность очень бьет по сексуально амбивалентным. Толерантностью наслаждаются богатые. Звучит жутко, но я именно так вижу. И женщин больше дискриминируют именно бедных. Мачизм сильнее всего бьет по самым низам. С бедными девушками у нас в обществе плохо обращаются. Многодетных матерей бросают. Для меня эта битва за справедливость – одна из важнейших»

В 1980-х и 1990-х годах кабинеты «Колорадо» и их давних соперников из Национальной партии осторожно продвигали неолиберальные реформы. Умеренные во взглядах уругвайцы не хотели приватизации государственных компаний (по крайней мере в отсутствие надлежащих гарантий) и заявили об этом на референдуме. До сих пор приватизации так и не произошло. «Тупамарос», не потеряв тяги к экспериментам и не видя смысла возвращаться к насилию, присоединились в 1989 году к «Широкому фронту» и «ущипнули» его слева, сумев предостеречь от губительного центризма. Многие «Тупамарос» все равно верили, что гнилой каркас неолиберальной Латинской Америки рухнет – и оружие понадобится снова. Удивительную интеграцию движения в выборную политику изучал политолог Адольфо Гарсе. По его словам, старые революционеры вели двойную игру: будучи участниками демократической системы, готовились при необходимости вернуться в подполье. «Лучше всего их можно описать как организацию, которая была готова в любой момент уйти на дно и стать тайной», – подытоживает Гарсе.

Современную модель войны Мухика ненавидит, но «блаженный пацифизм» тоже презирает и в собственном буйном прошлом не раскаивается. На старых обидчиков зла не держит: те, кто его посадил и пытал, были орудиями в руках других, считает он. Открытая уругвайская демократия периодически обнаруживает противоречия, и выбрав Мухику, граждане параллельно проголосовали за сохранение закона об амнистии для множества участников государственных репрессий

Выборы в Уругвае устроены сложно: люди выбирают не просто партию, а фракцию внутри партии. Одновременно они избирают две палаты парламента, президента, а зачастую еще и голосуют по вопросам, вынесенным на референдум. В 1994 году, когда «Широкому фронту» для победы не хватило чуть-чуть, фракция во главе с «Тупамарос» была еще слабым игроком и из 99 мест в парламенте получила только два. Одно из них, впрочем, занял Мухика. Он ездил в парламент на потрепанном Vespa, носил повседневную одежду и приправлял свою речь жаргоном. («Он придумывает умные фразы, – замечает Сангинетти. – Но язык он разрушил».) Люди узнали, что избранник живет в крошечном доме на «чакре», что он выращивает цветы и что ему все равно, как он выглядит, чем владеет и как разговаривает (даже если по его говору можно подумать, будто он ругается у стойки монтевидейского бара). Так родился Мухика – народный герой.

В день, когда Лусия должна была принять президентскую присягу мужа, тому в 8 утра предстояло пройтись по речи со своим пиарщиком Панчо Вернассой. Вернасса, видный рекламный топ-менеджер, на назначенную встречу на несколько минут опоздал. Нетерпеливого Эль Пепе на месте уже не было. «Ушел кататься на своем тракторе», – уточняет Панчо. Предвыборная кампания, для которой Мухика его нанял, началась с борьбы с умеренным социал-демократом Данило Астори, который также претендовал на роль кандидата от «Широкого фронта», а в итоге стал вице-президентом, что гарантировало бизнесу благосклонность правительства. Это была встреча левого и правого анархистов, шутит Вернасса. Его деловые знакомые грозили покинуть страну, если Эль Пепе выиграет. «За 40 лет профессиональной работы я не встречал ни одного человека с подобной гибкостью и способностью обучаться, – делится пиарщик. – Это самый неавторитарный политик из всех, кого я знаю». А еще специалист находит его нескладным, беспорядочным и ужасно склонным что-нибудь выдать. Но за счет «природной» политической смекалки и таланта к импровизации бунтарь в рваном свитере быстро превратился в серьезного претендента на президентский пост. Скептиков старались убедить не пугаться человека, который был известен своим жестким словарным запасом и появлениями на телевидении без вставной челюсти и со взъерошенными волосами. Одним словом, Эль Пепе себя «продавал». «Тупамарос» всегда обладали тонким маркетинговым чутьем, и вспышки лихого остро­словия Мухики были идеальным материалом для цитат. «Он стал заложником стереотипа, который вокруг него сложился, – мыслит Панчо. – Потому он изменился и показал, что как политик куда гибче, чем кажется». Волосы были расчесаны, челюсть – вставлена. Мухика стал президентом, а его фракция во главе с Тополански – самой большой в «Широком фронте».

Прогрессивные социальные реформы укрепили мировую славу Эль Пепе, но самого его не так впечатляют, как его сторонников. «Они согласуются с нашим пониманием свободы и прав человека, но не решают главной проблемы, коей является классовый разрыв», – указывает глава государства. Общественные деятели настоящей социальной прогрессивности в нем не видят. «Если честно, он немного кроманьонец», – характеризует Мухику один активист в области сексуального здоровья, одновременно, впрочем, высказывая ему благодарность за закон о разрешении абортов в первые 12 недель. Предыдущий президент от «Широкого фронта», истинный католик Васкес, на похожий закон наложил вето. Серхио Миранда и Родриго Борда в минувшем году заключили первый в Уругвае однополый брак. По их мнению, это лишь о­тчасти заслуга Эль Пепе. «За это долгие годы боролись многие», – заявляет Миранда в небольшом офисе их с Бордой компании, которая работает на рынке гей-туризма. Национальный лидер, в свою очередь, не перестает называть геев и лесбиянок «сексуально амбивалентными».

«Все, что мы делаем, – это наконец признаем в человеке человека, – заключает Мухика. – Самое лучшее – это то, что люди могут жить как хотят». Подлинными жертвами он считает тех, кто страдает вдвойне: от бедности и нетерпимости. «Бедность очень бьет по сексуально амбивалентным, – отмечает президент. – Толерантностью наслаждаются богатые. Звучит жутко, но я именно так вижу. И женщин больше дискриминируют именно бедных. Мачизм сильнее всего бьет по самым низам. С бедными девушками у нас в обществе плохо обращаются. Многодетных матерей бросают. Для меня эта битва за справедливость – одна из важнейших». Во время предвыборной кампании Мухика корил «интеллигентных женщин, которые мнят себя угнетенными» или которые говорят о своих горничных как о «компаньерас», тогда как в действительности, утверждал он, те – слуги. Почти 90% своей зарплаты, которые он жертвует, идут одиноким матерям.

Марихуану Эль Пепе никогда не курил, но к табаку у него пристрастие. Гости часто украдкой дымят с хозяином. Заслышав же, как едет Лусия, тот свои сигареты быстро гасит. «Запретительная политика с треском провалилась, – констатирует глава Уругвая. – Если хочешь перемен, нельзя продолжать делать то же самое. Мы решили, что продажу марихуаны нужно регулировать, и заниматься этим, естественно, должно государство. Мы хотим, чтобы курильщики перестали прятаться. Хотим создать такие условия, чтобы можно было сказать: “Ты перебарщиваешь. С этим надо что-то делать”. Вопрос – в мере». По мнению оппозиционных партий, выборы ознаменуют провал этого «эксперимента». Большинству уругвайцев закон не по нраву, и если Васкес, который снова баллотируется в президенты, не выиграет, его отменят.

Реальную причину легализации марихуаны можно найти в Пасо-де-ла-Арене, недалеко от места, где родился Мухика. Асфальт здесь сменяется грязью, а дома бедные и небольшие. Дело близится к ночи, повсюду можно встретить сборища молодежи. «Сейчас как раз то время, когда малые с кокаиновой пастой выходят на улицу», – объясняет Уолтер Пернас – сын строителя и журналист, который занимается расследованиями, – пока мы едем по неровной местной дороге. Кокаиновая паста – токсичный продукт переработки коки, по действию схожий с крэком, – мешает уругвайскому лидеру дать людям нормальную жизнь. Наверное, это самая большая социальная проблема страны. Из-за нее обостряется бедность, совершаются преступления. Пасту употребляют более 1% монтевидейцев. А в бедных периферийных районах вроде этого, где с наступлением темноты открываются «бокас» (наркорынки), цифры еще выше. Президент хочет лишить наркоторговцев марихуаной прибыли и параллельно разгрузить полицию. При таком стремительном экономическом росте людей беспокоят уже не бедность, безработица или экономика, а насилие, безопасность и кокаиновая паста.

«Это потерянное поколение, – уверен Пернас. – У них настолько поврежден мозг, что они даже не могут удержаться на работе». Насилия действительно боятся, и боязнь эта растет. Чтобы вынести мусор на улицу, теперь ждут утра. Когда-то в мусорных контейнерах искали еду нищие, а домохозяйки аккуратно раскладывали ее остатки по разным мешкам. Теперь их забирают сидящие на пасте. Однажды группа таких тинейджеров помешала сделать доставку Хуану Аббате – владельцу семейной пекарни, где мальчиком работал Эль Пепе. «Машину закидывали камнями, так что пришлось ретироваться», – рассказывает он. Возвращаясь в Пасо-де-ла-Арену, Мухика видит, что люди стали одновременно и богаче, и слабее. Отчасти это стариковская тоска по невинному детству, проведенному за собиранием дров, торговлей цветами и ловлей рыбы за домом. С другой стороны, это очередная его словесная атака на культ потребления, эгоизм и, как он говорит, бедность ума. «Жизнь сильно упрос­тилась, – размышляет президент. – Но из-за этого исчезает изобретательность».


«Запретительная политика с треском провалилась. Если хочешь перемен, нельзя продолжать делать то же самое. Мы решили, что продажу марихуаны нужно регулировать, и заниматься этим, естественно, должно государство. Мы хотим, чтобы курильщики перестали прятаться. Хотим создать такие условия, чтобы можно было сказать: “Ты перебарщиваешь. С этим надо что-то делать”. Вопрос – в мере»

С полки в его деревенском доме смотрит бюст Че Гевары. «Он незабываем, – восторгается Мухика, называя Че новатором. – Вся наша молодость прошла под его знаком». Когда-то, вдохновленный Че Геварой, Хосе взрывал заводы иностранцев. Теперь он предлагает им налоговые льготы. «Мне нужно, чтобы капитализм работал, потому что для решения наших серьезных проблем надо взимать налоги, – комментирует глава государства. – Если делать все слишком резко, то люди, за которых ты борешься, будут обречены страдать, и хлеба станет не больше, а меньше». Не все «Тупамарос» поддерживали Эль Пепе, когда тот переходил к мягкому, прагматичному социализму. «Они оставили свои идеалы в камерах», – заявил недавно бывший заложник Хорхе Сабальса. «Ряд старых компаньерас не понимают, – полагает Мухика. – Они не видят нашей борьбы с каждодневными проблемами народа. Не видят, что жизнь не утопия».

Как и другим странам Латинской Америки, экономический бум, тесно связанный с ростом китайского спроса на продовольствие, помог Уругваю вывести огромное число людей из-за черты бедности. За ней сегодня остаются 12%, тогда как десять лет назад было 40%. Доля населения, живущего в крайней нищете, сократилась за тот же период вдесятеро. Бум пришелся как раз на президентские сроки Васкеса и Мухики. В это время экономика выросла на 75%, а государственные расходы – почти наполовину. Выровнялся уровень благосостояния, не в последнюю очередь – благодаря введению при Васкесе подоходного налога (впервые в истории державы). Для помощи самым б­едным заметно повышены социальные расходы. Всем школьникам дают бесплатные лэптопы, хотя школьную систему еще предстоит до конца отладить. Чего не произошло, так это радикальных перемен в фундаментальной социально-политической структуре. Во многом им препятствует сложность институционального устройства. Так, предложенный Эль Пепе налог на землю отвергли суды. В уругвайской демократии столько сдержек и противовесов, указывает политолог Гарсе, что президенту нельзя править иначе чем через диалог, и это служит своеобразной прививкой от популизма, который навредил другим странам континента.

Новый, прагматичный Мухика больше не борется с глобализацией, которая, соединяя обеденные столы китайцев с уругвайскими фермами, финансирует эту выдающуюся трансформацию. «Когда я смотрю в зеркало, то вижу свои морщины, и здесь то же самое, – сравнивает он. – Они мне не нравятся, но от них никуда не деться. Я должен управлять ситуацией, как только умею, ведь если я начну ныть как ребенок, то ничего не изменится». Зияющим изъ­яном глобализации лидер именует слабый политический контроль. «Плохо, что ею управляет исключительно рынок, – рассуждает он. – Под ней нет никакой политики, а над ней – никакой официальной власти. Властей заботят лишь следующие выборы в их странах, а между тем есть ряд никем не решаемых глобальных проблем». Это не значит, что капитализм безоговорочно победил. «Я не считаю капитализм единственным для планеты вариантом, – делится мнением Мухика. – Это то же самое, что не верить в человека. А человек – животное со множеством недостатков, но при этом еще и с поразительными способностями».

Дон Кихот

Президент Уругвая по-прежнему верит в классовую войну. («И да, – добавляет он. – Это определенно война».) Но сегодня эта война, уже не революционная и перекроенная реальностью, ведется на очень узком фронте. Больше всего Эль Пепе занимают права профсоюзов и зарплаты. По словам Гарсе, Мухике подрезало крылья то, что внутри «Широкого фронта» его фракция была в меньшинстве. «Удивительная вещь: мы имеем группу революционных социалистов, которые не верили в демократию, но превратились в профессиональных охотников за голосами, а систему в итоге реформировали лишь по минимуму», – резюмирует политолог. Но минимальный размер зарплат подскочил при Мухике на 50%, и это говорит о том, что для больших шагов на пути к его утопии, возможно, и не требовалось радикальных реформ. Более того, когда я спрашивал уругвайцев о том, насколько нынешний президент изменил страну, некоторые отвечали, что это страна, со своей привычкой к умеренности и ведению диалога, изменила его. «Его трансформация, – сказал мне экономист Эрнесто Тальви, – это, по сути, триумф либеральной демократии».

Я встречался с бывшими «Тупамарос», и те часто упоминали Дон Кихота. Эль Пепе говорил мне, что дух этого сумасбродного, помешанного на чести странствующего рыцаря был воплощен в Че Геваре. Один молодой писатель даже предположил, что уругвайского лидера специально сделали донкихотом. Отказ жертвовать собственной честью, выраженный, к примеру, в его простом, деревенском образе жизни, явно гармонирует с этой мыслью. «Тупамарос», со своими утопическими мечтами и былой любовью к «справедливому», в конечном счете напрасному насилию, знают все о борьбе с ветряными мельницами. Но неугасающее стремление экспериментировать примирило в Мухике прагматизм с идеализмом. И когда жесткая экономия наблюдается не за пределами президентского дома, а внутри него, обвинениями в продажности можно только сотрясать воздух.

По окончании беседы Эль Пепе надевает запачканные сапоги и показывает мне постройки фермы. В пыльном гараже со ржавеющими дверьми из листового металла – светло-голубой Beetle. «Ломается он редко, запчасти, можно сказать, дарят, а страховка дешевая», – перечисляет хозяин. После президентства он мечтает открыть в пустом амбаре за «чакрой» сельскохозяйственную школу для юного поколения. «В молодости я был занят исправлением мира, так что детьми не обзавелся», – поясняет Мухика. Уходя, справляюсь о нем у одного из рабочих. «Обычный человек», – свидетельствуют мне.

Официальные партнеры

Logo nkibrics Logo dm arct Logo fond gh Logo palata Logo palatarb Logo rc Logo mkr Logo mp Logo rdb