Китай готовится к рывку

Нарастающая экспансия Китая во внешний мир, вызывающая страх и противодействие со стороны соседей и конкурентов во главе с США, – необходимое условие обеспечения устойчивости Поднебесной и подготовка страны к очередному рывку. Достижение этих целей будет означать реглобализацию по китайскому образцу и выход Китая на роль мирового лидера.

В феврале этого года пленум Центрального комитета Компартии Китая проголосовал за поправки в конституцию, отменяющие ограничение срока по пребыванию у власти для председателя и вице-председателя КНР. На практике это означает, что действующий китайский лидер Си Цзиньпин сможет остаться у власти и после 2023 года на неограниченное время. Фактически стать пожизненным председателем.

Что означает это, вне сомнения, знаковое событие для КНР? Здесь можно выделить три аспекта. Во-первых, страна возвращает для себя вполне традиционную и естественную систему правления, которая была в императорском Китае и в значительной степени при Мао Цзэдуне. Система, которую пытался привить Си Цзиньпин, во многом отвечавшая западной модели сменности руководства через два срока, оказалась Китаем непринятой и невостребованной.

Во-вторых, Си Цзиньпин хочет себя видеть как новый лидер обновленного Китая. Но цели, которые он ставит перед собой, не могут быть реализованы за ближайшие 5–7 лет. Многие программы развития Китая разработаны сегодня до 2035 года и на более отдаленную перспективу. Председатель Си хочет быть лично автором всех тех изменений, которые происходят в его стране.

В-третьих, оказалось, что в принципе сегодня для экономического рывка востребована долгосрочная и во многом авторитарная система правления. Она создана не только Китаем. Те же самые тенденции мы видим практически во всех азиатских странах – не только в монархиях, таких как Таиланд, но также в Японии, Северной Корее и даже Южной Корее, где в последнее время заговорили об отмене ограничения пребывания у власти президента одним пятилетним сроком. Есть пример России, где прямо или косвенно президент Путин занимает свой пост в течение почти двух десятилетий. В этом контексте Си Цзиньпин также понимает, что Китай должен сохранять единство целей за счет пребывания лидера на посту долгое время.

КОРРУПЦИЯ И ПАТЕРНАЛИЗМ

В ходе того же пленума произошло еще одно важное событие – была создана специальная комиссия высокого уровня по противодействию коррупции. Это очередное подтверждение приверженности и демонстрация серьезности намерений Си Цзиньпина по борьбе с этим явлением в партии и власти. По сути – продолжение масштабной антикоррупционной кампании, которая шла все последние годы. Несмотря на обвинения в адрес Си в попытках с помощью подобных методов расчистить политическое поле и избавиться от возможных конкурентов, возможно, действительно имеющих под собой основания, кампания по борьбе с коррупцией объективна. Во всяком случае, ее цели и мотивы выходят за пределы чистой политической борьбы. Ее стратегическая и долгосрочная цель – устранить риск раскола элит и дезинтеграции страны.

Стоит обратить внимание на красноречивый факт: после прихода Си Цзиньпина в 2013 году с китайской политической арены исчезли упоминания о прежнем лидере – Ху Цзиньтао, руководившем страной в течение 10 лет. Очень показательно, что после ухода с поста председателя КНР Ху Цзиньтао не занял никакого, даже формального государственного поста. Это необычно, потому что и его предшественник Цзян Цзэминь, и Дэн Сяопин, формально уходя со своих постов, обычно долгое время возглавляли Центральный военный совет КНР. То есть шла плавная передача властных полномочий. Это говорило о том, что власть, характер власти остаются прежними. То, что Ху Цзиньтао исчез, выглядит как признание чрезвычайных ошибок в его десятилетнем правлении. И главная из них, конечно, – наращивание патерналистских тенденций и допуск создания региональных элит.

Кроме того, именно в период Ху Цзиньтао китайская экономика начала развиваться по экстенсивному принципу, то есть за счет наращивания госдолга. Это значит, что тот чрезвычайный рост китайской экономики в значительной мере происходил за счет увеличения государственных обязательств. При этом госдолг наращивался за счет кредитов – по сути, безвозвратных – государственным предприятиям. Ху Цзиньтао, судя по всему, испугался делать серьезные реформы. При нем экономика Китая стала неэффективной и развивалась лишь по инерции.

Проблема в том, что крупные партийные и государственные деятели в Китае в последние годы в известной мере утратили лояльность по отношению к государственным институтам. Это значит, что у многих дети учатся за рубежом, жены открывают бутики и салоны в Европе. То есть, по сути, происходит та история, которую мы наблюдали в последние годы и в России. С такой элитой попросту невозможно сделать рывок в развитии, который необходим современному Китаю и который намерен осуществить Си Цзиньпин.

В действительности проблема Китая даже не в коррупции как таковой. Скорее стоит говорить о глубочайшем патернализме, который проник во все слои китайского общества при прежнем руководстве страны. Это в конечном счете стало приводить к тому, что китайская модель экономического развития развивается сегодня скорее по инерции, в значительной мере утратив импульс к движению вперед.

К этому надо добавить, что многие крупные корпорации Китая, обретя финансовое могущество, начали проводить политику частичной независимости от государства. В регионах это классический случай Бо Силая, экс-губернатора провинции Ляонин, в 2013 году официально обвиненного в превышении должностных полномочий и коррупции, а позже приговоренного к пожизненному заключению, – просто формировалась не только экономическая, но своя политическая, идеологическая элита. Исходя из истории Китая, это и есть часть цикла погружения страны в хаос. Все шаги, которые предпринимает сейчас Си Цзиньпин, это попытка максимальным образом нарушить эту «традицию» смены цикла и исправить любой регионализм в административных и финансовых элитах.

Коррупция, или патернализм, как бы мы ни называли, несет в себе серьезные риски для целостности Китая. Си это прекрасно понимает и действует, прекрасно представляя себе исторические аналогии. Напомню, что Китай всегда разваливался тогда, когда локальные элиты обретали самостоятельность и начинали игнорировать центральную власть – формально признавали ее, но в реальности занимались своими делами. То есть происходило обособление элит от реальной власти. Вот для тех целей, которые поставил Си Цзиньпин, это просто невозможно.

ЧАШКА КОФЕ В КРОВЬ КИТАЙСКОЙ НАЦИИ

За пять первых лет пребывания у власти Си Цзиньпин проделал большую работу. Он воссоздал единство, гомогенность китайской политической элиты за счет тех самых жестких мер. Он показал, что государство безжалостно даже к приближенным к нему людям. В частности, антикоррупционные расследования были начаты примерно против миллиона китайских чиновников, включая членов семьи Дэн Сяопина, что по факту стало ударом по региональным политическим элитам. Подобные дела были начаты в отношении крупнейших китайских компаний. Но самое главное – были нанесены удары по приближенным политическим чиновникам, включая членов политбюро. Таким образом Си Цзиньпин показал, что это не игра, а реальная кампания, это реальная тенденция развития государства.

Си Цзиньпин резко уменьшил непрофильные затраты практически всех предприятий Китая – от парткомов до госпредприятий. В этом плане страна стала более дисциплинированной, значительно более собранной. Китай готовится к рывку; то, что сейчас происходит – это еще не рывок.

Он в реальности, а не декларативно вынес интересы Китая во внешний мир. Если до Си все говорили, что влияние Китая вовне ограничивается лишь экономикой и затрагивает политику, то нынешний глава китайского государства вышел с политической инициативой под названием «Один пояс, один путь». По сути, она является реглобализацией по китайскому образцу. Именно при Си китайские компании не просто вышли во внешний мир, но стали скупать целые сектора зарубежной экономики.

Си Цзиньпин дал китайцам лозунг «Китайская мечта», который не сформулирован дословно – это скорее декларация, но вокруг которого фактически формулируется понятие национальной идеи. С точки зрения дальнейшего развития страны это крайне важно. Потому что Китай уже «наелся» денег. Но невозможно постоянно поддерживать преданность государству только за счет увеличения доходов населения – нужна какая-то идеологема.

Разумеется, коммунистическая идеологема в Китае будет присутствовать всегда. Но она не может дать рывка вперед. И вот «Китайская мечта» – это, по сути, чашка мощного кофе в кровь китайской нации. Самое главное, что «Китайская мечта», если взглянуть на контекст употребления этого слова, затрагивает не столько экономику, сколько мечту о восстановлении национального достоинства, попранного в прошлом, позапрошлом веках.

Си Цзиньпин сумел сделать так, что теперь весь мир во многом привязан к «самочувствию» Китая. Например, он предлагает перевести платежи с доллара на юань, инвестиции в крупные транспортные инфраструктурные проекты, чтобы теперь Китай контролировал перевозки.

Си Цзиньпин впервые очень активно заговорил, что мир несправедлив к Китаю и ряду других государств. Что поэтому надо дать равный доступ к ресурсам – финансовым, энергетическим – всем другим странам. По сути это явная критика США. Вокруг Си Цзиньпина объединяется целый ряд стран, которые рассматривают Китай как политический ледокол.

Наконец, Си Цзиньпин начал говорить о сообществе стран «Единой судьбы». Это сообщество нигде не описывается и не формализовано. Но очевидно, что речь идет о странах, присоединившихся к китайскому проекту «Один пояс, один путь» и готовых, исходя из старой политической модели, признавать лидерство КНР и лидерство китайских политических идей в обмен на безусловную экономическую поддержку. Россия пока к этим странам не относится.

НОВЫЙ ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ КАК УСЛОВИЕ ВЫЖИВАНИЯ

«Один пояс, один путь» – важнейший из запланированных Китаем инфраструктурных проектов. Начало их реализации связано с важным экономическим аспектом, связанным с существенным ростом себестоимости производства китайских товаров в последние годы – от 15 до 50% по разным товарным группам. И как следствие – снижение их конкурентоспособности на мировых рынках.

Чтобы снизить стоимость своих товаров для конечного потребителя, Китай стремится поставить под контроль основные пути транзита. Это очень важная задача: тот, кто контролирует перевозки, контролирует торговлю.

Из-за этого и выдвинут, по сути, мифологический тезис «Нового шелкового пути». Напомню, что исторический Шелковый путь изначально не принадлежал Китаю – через Поднебесную проходила лишь часть этого маршрута. Основным же языком, на котором говорило большинство людей вдоль пути, был фарси.

Но стремление снизить стоимость своего экспорта – не единственная причина, объясняющая появление этой инициативы. Из-за насыщенности китайского рынка и многочисленных дисбалансов, о которых сказано выше, Китай нуждается в экспорте капитала – чтобы заставить его более активно работать.

Кроме того, у Китая есть целый ряд объективных трудностей с продовольственным обеспечением вследствие ускоренной урбанизации, уровень которой сегодня достигает почти 60%. Для сравнения: урбанизация при Дэн Сяопине, когда тот начинал свою великую стройку, в Китае не превышала 20%. Это означает, что Китай нуждается в поставках продовольствия.

Далее, для развития производства, промышленного рывка Китаю нужны энергетические ресурсы. Причем не энергетические ресурсы вообще, но разумные цены на них. Их КНР опять-таки не контролирует, продолжая испытывать существенную зависимость от импорта газа и нефти. В этой связи КНР хочет не просто закупать газ и нефть, а получить контроль над добычей этих ресурсов в других странах.

Для решения этих задач Китай и выстраивает свою нынешнюю модель – модель экономической экспансии для обеспечения внутренней устойчивости страны. Важно понимать, что она диктуется не личными пристрастиями или стремлением к экспансии Си Цзиньпина или какой-то группы людей в китайском руководстве. Это условие выживания Китая как такового.

Китай вынужден поддерживать высокие темпы роста – минимум на 5–6% ВВП, чтобы обеспечивать свои планы – от экологии до экономики, – которые он себе наметил. В противном случае – в случае замедления – КНР не сможет генерировать достаточно денег для обеспечения всех запланированных проектов – как внешних, так и внутренних. В свою очередь, это может привести: а) к внутренним дисбалансам, а проще говоря, к социальному недовольству, и б) к разочарованию в Китае его ближайших соседей.

Иными словами, КНР вынуждена генерировать большое количество денег для инвестиций. Как ни странно, это повторение довольно старой – почти III века нашей эры – модели, когда Китай вкладывал в периферийные регионы больше, чем тратил на себя. Что, например, и стало одной из причин кризиса династии Хань. Это традиционная модель политической культуры Китая. Китай делает все возможное для удержания темпов своего роста.

ГОНКА ЗА ТЕМПАМИ

Китай реализует сразу несколько стратегических проектов, огромных финансовых вливаний.

Во-первых, это строительство железнодорожных путей, транспортных коридоров. Наиболее масштабные из них – евразийский транспортный коридор, который пока идет мимо России, коридор Китай – Пакистан – Афганистан и Монгольский коридор. Каждый из них предполагает строительство железнодорожных путей, а также автомобильных дорог. Другая группа китайских проектов, формально не относящихся к коридорам, – строительство железнодорожных путей и дорог в Европе и Латинской Америке.

Во-вторых, это постоянно действующая гигантская космическая программа, в числе прочего включающая план высадки человека на Луну.

В-третьих, это огромная программа инвестиций в северо-западные регионы Китая, которые до сих пор считаются отсталыми. Это вложения в содержание и реконструкцию Синьцзян-Уйгурского автономного района, Внутренней Монголии, которые являются технически дотационными.

К этому надо добавить масштабные программы в области переустройства системы образования, переподготовки кадров в области технологий и тому подобного.

Наконец – колоссальная по масштабам и задачам программа цифровизации китайской экономики. Несмотря на огромные успехи в области технологического развития, достижение поставленной в ней цели для Китая является большим вызовом. Мир переходит в парадигму «Четвертой промышленной революции». Один из ее аспектов – увеличение производительности труда за счет роботизации всех форм производства. Несмотря на свой бурный рост, в Китае роботизация значительно ниже, чем в любой промышленно развитой европейской стране. Например, если в Германии на 20 рабочих приходится один робот, то в Китае всего один робот на десять тысяч занятых.

Подобное отставание очень беспокоит Пекин, где прекрасно понимают, что без роботизации никакого реального прорыва в условиях нового экономического уклада быть попросту не может.

Если намеченные китайскими властями планы в области роботизации и цифровизации достигнут своих целей, то производительность труда в китайской экономике должна увеличиться примерно на 30%. Операционные расходы – упасть на 20%. В реальности это приведет к тому, что Китай по производительности будет вырываться в передовые страны мира. Сможет конкурировать с ними не только за счет количества дешевых рабочих рук.

Расходы на эти нужды просто колоссальные: китайцы в рамках программы «Сделано в Китае 2025» только из государственных фондов намерены вложить около 25 млрд долларов. И это не предел.

ВОЙНА ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Попытка затормозить реализацию программы «Сделано в Китае 2025» – одна из декларируемых целей новой санкционной политики в отношении КНР со стороны США.

Не секрет, что в последние годы Китай добился невероятных успехов в создании собственной технологической базы. В частности, создан суперкомпьютер, полностью построенный на элементах собственной разработки. КНР наряду с США является мировым лидером в области искусственного интеллекта, генной инженерии и ряда иных технологий, которые, как полагают, будут составлять основу нового технологического уклада.

При этом Китай – один из крупнейших в мире экспортеров технологий. Тем не менее это не значит, что он опережает американцев. Но в США прекрасно понимают угрозу. Удар со стороны Трампа наносится по китайским технологиям так, чтобы они не росли теми же темпами. Конечно, научный прогресс в Китае будет заторможен. Потому что в будущем будут ограничения на создание совместных лабораторий, совместных проектов. Эти действия ударят и по США. Например, сейчас очень многие разработки в области фармакологии для американских нужд ведут китайские лаборатории. Произведенный там продукт, естественно, обходится дешевле, чем если бы он создавался в США.

Но технологии – лишь одна из точек широкого противостояния между США и Китаем. Его главная и конечная цель – мировое доминирование. Противостояние между двумя странами было всегда. Просто сейчас оно оказалось четко сформулировано и артикулировано, в том числе в форме торговых ограничений с обеих сторон.

Что происходит? Проблема в том, что США сейчас реально почувствовали опасность Китая как конкурента и, может быть, поняли его логику относительно этих процессов. Соответственно, способ их сдерживания – затруднить КНР обретение своей сущности во внешнем мире, замкнуть Китай внутри своей экономики. Хотя бы частично. То есть не дать Китаю ввезти их товары – собственно, на это и направлены санкции. Заставить их решать проблемы в стиле внутриэкономической повестки. И если говорить с точки зрения стратегии, это поведение правильное.

Надо понимать, что Китай не просто занимается расширением своего экономического ареала. Он предлагает новую экономическую модель мира, которая противоречит американской модели мира. Но многие страны, которые присоединились к инициативе «Один пояс, один путь», во многом не задумываются о том, насколько устойчива китайская модель. Они просто готовы принимать у Пекина инвестиции в обмен на лояльность и участие в проектах, инициированных КНР. Это тоже очень беспокоит США.

Так что Трамп сегодня наносит удар по самым болевым точкам Китая. Кроме повышения пошлин на китайские товары, это и ограничения на капиталовложения КНР вовне, а также на покупку активов китайскими компаниями за рубежом. Причем если до этого европейские страны по этому поводу били тревогу, но ничего не предпринимали (что привело, например, к тому, что порт Пирей перешел под контроль китайцев), то США сразу ввели ограничительные меры – без затей, жестко и мгновенно.

Последствия этого разгорающегося на наших глазах торгового противостояния будут существенными для всего мира. Скорее всего, произойдет перераспределение экономических потоков. Но главным последствием торговой войны – чего и добивается Трамп – станет удорожание китайских товаров по всему миру.

ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ИЛЛЮЗИЙ

Последнее обострение отношений между США и Китаем дало повод отдельным наблюдателям заговорить о том, что это может стать поводом для нового сближения между Москвой и Пекином.
Не секрет, что пресловутый «поворот на Восток», предпринятый Россией после известных событий 2014 года, не принес ожидаемого прорыва в экономических отношениях. Если политическое сотрудничество наших стран находится на очень высоком уровне и вполне эффективно, то в сближении России и Китая в последние четыре года больше разочарований, чем реального продвижения вперед.
Во многом это связано с завышенными надеждами, которые Москва возлагала на этом направлении после обострения отношений с Западом.

Во-первых, Россия абсолютно неверно полагала, что Китай должен стать своеобразным заменителем Америки или Европы в торгово-экономических отношениях. Во-вторых – что Пекин должен по какой-то причине поддержать многие политические инициативы Москвы. Тогда как вся китайская история и политическая культура показывают, что Китай всегда действует исключительно в своих собственных интересах и не включается в чужие политические кампании.

Также очень важно, что многие заявленные амбициозные совместные проекты между Россией и Китаем, включая строительство высокоскоростной железной дороги, газопровод «Сила Сибири», совместную разработку широкофюзеляжного самолета и тяжелого вертолета, к сожалению, в большей мере были имиджевыми и декларативными. В то время как очень многие аспекты реальной экономической работы между двумя странами остались за бортом. Возможно, потому, что не приносили такой имиджевой отдачи. Например, развитие кооперации между малым и средним бизнесом, вообще поддержка инвестиций на уровне среднего звена.

Также ошибочными оказались надежды России на китайские инвестиции, вместо того чтобы стремиться к тому, чтобы производить продукцию, которую можно продавать в Китай. Например, продукты глубокой нефтепереработки или продовольствие.

Лишь с конца 2016 года Россия начала демонстрировать более реалистический подход к сотрудничеству с Китаем. Очень важный шаг в этом направлении – переформатирование работы Российского экспортного центра, возвращение к когда-то правильной политике, когда мы пыталась избежать демпинга со стороны китайских покупателей и была государственная поддержка торговли.

Еще один важный момент, снижающий качество двусторонних экономических отношений, – существование с российской стороны множества неэффективных деловых советов, ассоциаций и тому подобных организаций. В их существовании как таковом нет ничего плохого. Но, генерируя позитивный шум, они создавали и создают иллюзию реального сотрудничества. Во многом это было выгодно Китаю, он получал возможность непублично проводить свою экономическую политику. Сейчас мы возвращаемся к какой-то более реалистической модели взаимоотношений.

Проблема осложняется еще и тем, что за последние несколько лет с российской стороны основную повестку дня по экономическому взаимодействию с Китаем пытались диктовать люди, очень плохо осведомленные об этой стране. Они предлагали, казалось бы, интересные, хорошо звучащие проекты вроде «броска к Тихому океану» или «большой Евразии», но никак не опиравшиеся на китайское политическое и экономическое восприятие. Совершенно естественно, что эти проекты зависали в воздухе, тем не менее отвлекали людей от ряда крупных задач.

С российской стороны были и чисто технические провалы. Например, выдвигая очень разумную идею территорий опережающего развития, Россия не озаботилась их пропагандой на китайской территории. Прикладная тематика экономических проектов России фактически отсутствует в китайских СМИ.

Кроме того, в России пока не осознали, что китайский рынок очень высококонкурентный. На практике это означает, что по одному российским предприятиям, тем более предприятиям малого и среднего бизнеса, выйти на него крайне сложно. Здесь нужна системная помощь со стороны российского государства. Исправление ситуации постепенно происходит, но с заметным опозданием.

СВЯЗАННЫЕ ОДНОЙ ЦЕПЬЮ?

Как бы то ни было, существует масса обстоятельств, по которым Россия и Китай объективно заинтересованы друг в друге. С российской стороны можно отметить три наиболее значимых. Во-первых, Китай – наш самый главный политический партнер: без Пекина Москва рискует остаться в одиночестве на мировой политической арене. Во-вторых, Китай, очевидно, является крупнейшим торговым российским партнером, и в последнее время возник интерес к сбыту российской продукции на китайский рынок. В-третьих, конечно, партнерство в решении важнейших геополитических задач – совместная борьба за многополюсный, более справедливый, более адекватный мир.

Несомненно, Россия нужна Китаю как крупный поставщик сырья и энергоресурсов. Но самое главное – как потенциальный продавец этих ресурсов в недрах. Потому что сегодня, как говорилось выше, КНР стремится покупать месторождения, а не готовую продукцию. Также Россия – это единственная неазиатская страна, которая полностью поддерживает КНР в ее стремлении к более справедливому мироустройству. Наконец, естественно, при согласованности позиций для КНР очень важна поставка своей продукции в Европу по сухопутному маршруту, потому что с технической точки зрения это значительно более выгодно. Россия в силу своей географии могла бы стать важной частью этого китайского проекта, в том числе в рамках стратегии «Один пояс, один путь». Проблема в том, что пока мы не можем найти себе места в этом распределении труда, а просто быть мостом для поставки китайских товаров нам не интересно.

В этой части Россия пытается выдвинуть свои предложения Китаю. Например, это «Арктический шелковый путь», создание и разделение территорий опережающего развития в приграничных районах и так далее. Пока существенного отклика на них с китайской стороны не последовало. И этому есть свое объяснение: КНР в принципе никогда не поддерживает инициативы, которые четко не вписываются в заранее разработанный китайский план. Именно поэтому мы не видим никакого продвижения по этим направлениям и, скорее всего, не увидим его и в будущем.

Чтобы сдвинуть проблему реализации совместных проектов с Китаем, России придется принять принципиальное решение о том, готова ли она действовать по китайскому плану. И если да, то насколько далеко готова здесь пойти. Пока никакого четкого решения на уровне правительства на этот счет не существует.

России важно как можно быстрее определиться и с еще одним вопросом, имеющим стратегическое значение не только с точки зрения дальнейшего взаимодействия между нашими странами, но и места нашей страны в более широком мировом контексте. Дело в том, что Китай выдвинул вполне обширную, масштабную идеологическую и инфраструктурную модель мира. Нравится или нет, но она существует. К ней можно присоединиться или ее отрицать. Также существует американская модель. Но нет никакой российской модели. И в этом основная, очень большая проблема. В то время как Россия решает свои внутренние проблемы, Китай пытается решать мировые вопросы – хотя и с разной степенью успеха.

У российских властей достаточно воли, чтобы начать выправлять эту ситуацию. Есть по меньшей мере три момента, над которыми необходимо серьезно работать.

Во-первых, необходимо заняться подготовкой нового поколения экспертов, профессионально знакомых не только с КНР, но и со всей азиатской проблематикой. Для этого надо перестраивать и учебные курсы, курсы подготовки и переподготовки, сделать очень многое.

Во-вторых, мы должны понимать, что многое в отношениях России и Китая решает не только первое лицо государства, но люди, чиновники на местах, которые занимаются этой темой. Сегодня, к сожалению, большинство из них абсолютно не понимают, как работать с Китаем. Это означает, что на этом направлении необходимо новое поколение кадров.

Наконец, в-третьих, Россия должна предложить какую-то концептуальную модель, связанную не только энергоресурсами и трубопроводами, но концептуальную модель вообще существования Азии, Евразии в современном мире. Причем эта модель должна быть не умозрительной и декларативной, а реальной, с реальными расчетами.

Новая концепция, в основу которой может быть положена идея устойчивого развития Азии, если она будет предложена Россией, может быть с энтузиазмом встречена в Южной Корее, в Японии, которые сегодня опасаются Китая. А также в странах Юго-Восточной Азии, где к большому китайскому соседу сейчас относятся крайне настороженно. Возможно, здесь нас поддержит и Центральная Азия. Но во многом это вопрос понимания азиатской психологии, а не просто деклараций.

ВРЕМЕНИ НЕТ

В ближайшей перспективе Китай продолжит начатую при Си Цзиньпине политику экспансии во внешний мир, давление на который будет максимально усиливаться. Именно так сейчас выстроена вся политическая концепция страны, а под решение этих задач «заведено» финансирование. Реакция мира на китайскую экспансию тоже вполне предсказуема: мы наверняка увидим быстро нарастающее усиление критики в отношении Китая, которому придется идти только вперед. Это, в свою очередь, наверняка приведет к новому обострению отношений и обмену «любезностями» с США, но до масштабного противостояния дело не дойдет – пока экономики этих двух стран очень сильно завязаны друг на друге. При этом будет происходить замедление темпов экономического развития Китая, притом что его политическое влияние продолжит расти. В числе прочего с этой целью Китай будет создавать большое количество международных организаций, где будет играть решающую роль. Можно ждать существенного усиления его влияния и в организациях с участием России, включая Шанхайскую организацию сотрудничества и БРИКС. Также мы увидим более четкое формирование сообщества стран «Нового шелкового пути».

Все это – необходимая подготовительная работа, которая требуется и для большого рывка в экономике, к которому готовит Китай Си Цзиньпин. Его конечная цель – формализация нового типа мирового сообщества, на котором настаивает КНР. Ее достижение потребует и перестройки финансовой инфраструктуры, включая активизацию юаня как международной валюты, создание своих расчетно-кассовых центров и тому подобного. С той же целью продолжится реализация крупномасштабных проектов, направленных на добычу и удешевление энергии для Китая, обеспечения поставок необходимого ему сырья, создания экспортной инфраструктуры.

В перспективе, если поставленные цели будут достигнуты, Китай станет держателем глобальной экономической и политической идеи. И в этом смысле он заберет себе роль, которую в современном мире играют США.
России, если она не сможет выдвинуть собственную жизнеспособную концепцию развития, придется присоединяться либо к китайской, либо к американской экономической и политической модели. Времени на эту работу почти нет – ее надо было делать вчера.