Красота, которая не спасает

Александр Алексеев

XX век стал эпохой реализации архитектурных утопий. Архитекторы всегда имели определенную амбицию не просто обустраивать пространство, но создавать социальный порядок. Благодаря их таланту и знаниям получали свое зримое, ежедневно воспринимаемое выражение власть монарха, богатство купца или величие божества. Однако в прошлом столетии, на фоне крупномасштабных экспериментов по общественному переустройству, архитекторы вдруг осознали, что пришла их пора осчастливить все человечество. Так возник модернизм.

Начать с нуля

Идея построить новую столицу Бразилии ближе к центру страны возникла еще в 1820-х годах, однако реализовать ее решился лишь Жуселину Кубичек, занимавший пост президента Бразилии с 1956 по 1961 год. Во время предвыборной кампании он пообещал, что город будет построен еще до окончания его президентского срока, и, победив на выборах, немедленно приступил к реализации программы. Согласно его замыслу, Бразилиа должна была стать символом модернизации страны, дать импульс развитию центральных регионов и показать пример нового гуманистического города, свободного от несправедливости, нищеты и трущоб – печально знаменитых бразильских фавел. Одним словом, полная противоположность старому Рио, формировавшемуся в колониальную эпоху.

Оскар Нимейер познакомился с Кубичеком задолго до работы над новой столицей – еще в начале 1940-х годов. Будущий президент был в то время префектом в Белу-Оризонти и привлек архитектора для строительства развлекательного комплекса: в фешенебельном пригороде были построены казино, танцевальный зал и яхт-клуб. Этот крупный проект стал поворотным в карьере Нимейера.

В 1956 году Кубичек обратился к нему вновь и предложил разработать генеральный план новой столицы, однако Нимейер от предложения отказался, настаивая на проведении конкурса. Из 28 представленных проектов в итоге был выбран генплан его друга и учителя Лусиу Косты. Что же касается самого Нимейера, то он занялся проектированием правительственных и общественных зданий.

От плана к реальности

При взгляде сверху Бразилиа напоминает самолет или птицу, хотя Коста утверждал, что имел в виду гигантскую бабочку. Ее «голова» – огромный треугольник – площадь Трех властей. Вдоль «туловища» выстроились основные правительственные здания, министерства, кафедральный собор, стадион, деловая и торгово-развлекательная зоны. Распростертые «крылья» испещрила сеть одинаковых жилых кварталов квадратной формы.

Кубичек оказался деятельным президентом и, как это ни удивительно, обещание сдержал: Бразилиа была возведена за 3 года усилиями 60 тыс. строителей. На это ушло 100 тыс. тонн железа, 1 млн кубометров бетона. Стройматериалы подвозили на самолетах, так как дороги еще только прокладывались.

Летом 1958 года группа архитекторов переезжает в строящуюся новую столицу. «Нельзя сказать, чтобы условия, в которых мы оказались, были удовлетворительными, – писал впоследствии Нимейер. – У нас не было ни света, ни горячей воды, да и питание в период строительства оставляло желать много лучшего. Проливные дожди покрывали дороги грязью, что для нас, привыкших к асфальту, было большим неудобством. И все же, как это ни удивительно, преобладали энтузиазм, решимость и спортивный дух».

Кубичек не жалел денег на строительство и полностью доверял мнению архитекторов, поэтому серьезных проблем с реализацией первоначального замысла удалось избежать. Конечно, не все шло гладко, но главной причиной был тот бешеный темп, в котором велись работы. Наконец 21 апреля 1960 года столица была официально перенесена в Бразилиа.

Спроектированные Нимейером монументальные здания выстроились вдоль широкой как поле эспланады. Не здания – дворцы. Именно так их назвали: дворец Рассвета, дворец Плоскогорья, дворец Развития и т.д. Пожалуй, самый известный образ города – дворец Национального конгресса на площади Трех властей. Две прямоугольные башни, нарочито приближенные друг к другу на фоне окружающей пустоты, титаническая горизонталь террасы над малоэтажным корпусом и два прижатых к ней сверху параболических объема – купол и чаша, – уравновешивающие композицию. Простые, лаконичные формы, идеальные пропорции, ослепительная белизна освещенных солнцем поверхностей на фоне голубого неба и красноватой почвы – во всем этом было нечто нереальное, сюрреалистическое.

Жилье в городе при этом строилось преимущественно типовое: многоквартирные дома, собранные из элементов заводского изготовления – жилых ячеек, были единственно возможным решением, учитывая жесткие сроки строительства. Кроме того, они в полной мере соответствовали заветам Ле Корбюзье, описавшего современный дом как «машину для жилья». Впрочем, на берегу искусственного озера Параноа нашлось место и зоне отдельных вилл.

Коста и Нимейер еще несколько лет продолжали заниматься развитием Бразилиа, однако со сменой власти энтузиазм пошел на спад. От многих первоначальных замыслов пришлось отказаться, а работа превратилась в череду конфликтов с отдельными чиновниками и целыми ведомствами.

Когда в середине 1960-х годов в Бразилии установилась военная диктатура, в карьере Нимейера на родине наметился кризис. В США работать также не получалось: в разгар холодной войны архитектору-коммунисту отказали в визе. Он пере­ехал в Европу, строил во Франции, в Алжире, периодически возвращаясь, чтобы реализовать тот или иной проект в Бразилии, однако найти взаимопонимания с новой администрацией не мог. Полноценное возвращение случилось лишь в 1980-х – с приходом к власти демократических сил.

Победа или поражение?

«Главная задача архитектора – мечтать», – писал Оскар Нимейер. Почему же его собственная мечта так и не осуществилась, этот лучезарный город, вдохновленный гуманистическими идеалами, не стал местом, комфортным для жизни, красивая утопия не воплотилась в реальность?

Урбанист Ян Гейл даже придумал специальный термин «синдром Бразилиа» и еще один – «вертолетный урбанизм». Все это о городах, построенных по плану, которые хорошо смотрятся с высоты птичьего полета, но плохо работают на уровне земли. Для архитекторов, исповедующих такой подход в проектировании, у Гейла есть довольно крепкая характеристика – birdshit architects. Идея в том, что они рисуют свои планы, глядя с большой высоты, и, подобно птицам, сбрасывают вниз на головы граждан результаты своей деятельности

Столица, построенная в пустыне с нуля, уже сама по себе прекрасная метафора переустройства общества. С понедельника начинаем новую жизнь! Правда, как правило, эта новая жизнь продолжается не далее вечера среды, максимум пятницы. Так и с городами. Гладко оказывается лишь на бумаге...

Популярный ныне урбанист Ян Гейл даже придумал специальный термин «синдром Бразилиа» и еще один – «вертолетный урбанизм». Все это о городах, построенных по плану, которые хорошо смотрятся с высоты птичьего полета, но плохо работают на уровне земли. Для архитекторов, исповедующих такой подход в проектировании, у Гейла есть довольно крепкая характеристика – birdshit architects. Идея в том, что они рисуют свои планы, глядя с большой высоты, и, подобно птицам, сбрасывают вниз на головы граждан результаты своей деятельности.

Правда состоит в том, что города, построенные модернистами, действительно лучше разглядывать на расстоянии. Большие объемы, отделенные друг от друга открытыми пространствами, смотрятся особенно эффектно из автомобиля, мчащегося по автостраде.

Бразилиа так и не стала городом в подлинном смысле этого слова. Ей не хватает сложности, считает британский урбанист Рики Бердетт. Здесь нет характерного для настоящих городов смешения функций: жилой, торговой, деловой и т.д. Город очень четко зонирован, уличная жизнь не развита.

Несмотря на все усилия архитекторов сделать проект гуманистическим и соразмерным человеку, Бразилиа не слишком дружелюбна к пешеходам. Как это ни парадоксально, коммунистически ориентированные архитекторы и урбанисты, как и их капиталистические коллеги, делали акцент на перемещении на автомобиле.

Конечно, в Бразилиа не было фавел, однако вскоре рядом возник трущобный город-спутник Тигуантинга. Мечте Нимейера и Косты, что рабочие и простые строители столицы будут жить в тех же домах, которые они возводили, не суждено было осуществиться. Цены на недвижимость в столице оказались слишком высоки, и она превратилась в город для богатых.

Искоренить несправедливость и нищету одной лишь яркой архитектурной идеей оказалось невозможно. Утопические градостроительные проекты модернистов провалились, поскольку они не учитывали всей сложности жизни. К счастью, таланты этих архитекторов не сводились к проектированию «светлого будущего»: они построили уникальные по своей выразительности и пластике сооружения.

«Для меня красота всегда стоит на первом мес­те», – говорил Оскар Нимейер. И что ему, без сомнения, удалось, так это создать уникальный образ Бразилиа. Ее архитектурой восхищались многие. Британский архитектор Норман Фостер назвал ее «захватывающе прекрасной» и «совершенно магической», исполненной света и оптимизма. В 1987 году город был включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.