«Мягкая сила» – палка о двух концах?

Однако за прошедшее с момента публикации первого исследования время показатели «мягкой силы» различных стран изменились в сравнении друг с другом, что привело и к изменению их положения в рейтинге. Но с точки зрения аналитики эволюция понимания «мягкой силы» и отношения к ней важнее этих изменений. Интерес к фактору со стороны мирового сообщества повысился, а потому и представление о его составляющих и ограничениях, которые он накладывает, стало более полным.

Цель этой работы, как и прошлого доклада, – изучить вопрос «мягкой силы» непосредственно в разрезе развивающихся рынков и одновременно исследовать три конкретных проблемы, которые с ней связаны. Во-первых, мы рассмотрим роль технологий и на то, как они могут помочь странам расширить свое влияние. Во-вторых, взглянем на ограничения, которые накладывает «мягкая сила», и то, как погоня за ней может не дать хороших результатов. И в заключение, говоря о развитии глобального понимания, что же такое «мягкая сила», расскажем, как это понимание нашло отражение в нашем индексе.

Цифровая плотность и ее корреляция с «мягкой силой»

Первый и, наверное, самый главный вопрос: что конкретно мы имеем в виду, говоря о «мягкой силе»? Ее трудноуловимый и неустойчивый образ зародился около четверти века назад. Обычно под ней понимают способность государства влиять на действия других посредством не грубой силы и принуждения, а убеждения и привлекательности. Как отмечалось в нашем прошлом докладе, «способность державы влиять на других связана, как правило, с нематериальными активами, такими как привлекательные личности, культура, политические ценности, а также действия властей и институциональная структура, если те представляются легитимными или морально обоснованными». Один из нагляднейших примеров «мягкой силы» – то, как Россия убеждает Китай и другие страны искать мирное решение сирийской проблемы и не применять военную силу.

Способность оказывать влияние на мир благодаря образу мыслей, а не образу действий, позволяет таким державам, как Франция, Великобритания, Германия, Швейцария и Швеция, иметь уровень экономического и политического влияния значительно выше, чем могли бы обес­печить им размеры ВВП или даже населения сами по себе. «Жесткую» же силу державам применять все труднее, ведь мир, в котором мы живем, сложен и многополярен, игроки, отличные от государств, стали громче о себе заявлять, а могущество транснациональных корпораций параллельно выросло. «Дипломатия канонерок» уже не столь эффективна (иногда даже контрпродуктивна), а затяжной финансовый кризис вынуждает многие страны решать проблемы с бюджетом. В подобных условиях «мягкая сила» претендует на то, чтобы стать новой важной мерой национальной мощи.

Но, как и падение дерева должно быть услышано, так и у «мягкой силы» должна быть своя аудитория. Успехи страны в бизнесе, защите окружающей среды или поддержании верховенства права необходимо донести до окружающих, иначе они не будут способствовать укреплению «мягкой силы. А в условиях продолжающейся глобализации это в общих чертах значит, что нужно иметь как можно больше связей с внешним миром. Есть такое понятие, как цифровая плотность. Она отражает число постоянно действующих в стране подключений к интернету, причем не только проводных, но и тех, что затрагивают новый цифровой мир смартфонов, планшетов, лэптопов и многоцелевых технологий. Коротко говоря, цифровая плотность – значит оставаться на связи, где бы вы ни были, и страны, которые плотнее связаны с интернетом, имеют больше возможностей распространять влияние. Этот фактор, как и многие другие, отличает Южную Корею от Северной.

Графической иллюстрацией этой точки зрения может послужить карта, которая демонстрирует, насколько активно разные страны используют интернет. На ней видно, как формируется и передается влияние. Статистика использования интернета дает хорошее, хотя и приблизительное представление о цифровой плотности. Как видно на рисунке, страны, чья «мягкая сила» считается сколь-нибудь большой (и которые, в этом нет случайности, заняли высокие места в нашем прошлом индексе), имеют сопоставимый с ней уровень использования интернета. Даже сравнительно небольшие государства вроде Украины и Эстонии активно его используют, и их «мягкая сила» больше, чем у стран Северной Африки, которые уступают им по интернет-показателю.

Уровень использования интернета дает представление о «мягкой силе»: Теория «мягкой силы» изучает, как страны и их жители влияют на других. В современном мире одним из ключевых агентов такого влияния выступает интернет. В странах, которые заняли высокие места в нашем рейтинге «мягкой силы», в интернет выходят больше людей и больше людей им пользуются. Сравните Украину и Эстонию с Аргентиной и Индонезией. Первые выделены ярко, вторые – относительно темные.

Более того, цифровая плотность и «мягкая сила», по-видимому, подвержены «эффекту соседства», и не только в географической плоскости. На рисунке действительно заметны зоны высокой цифровой плотности (особенно в Европе), которая может впоследствии трансформироваться в рост «мягкой силы». Но ключевой момент, о котором нельзя забывать: у каждой монеты есть аверс и реверс. Странам, которые «подключены» к миру, не только легче посылать импульсы «мягкой силы» – они сами более открыты для них. «Неподключенные» государства, например страны Центральной Азии или Центральной Африки, вероятно, не могут проецировать свою «мягкую силу» вовне, но и влияние таких игроков, как Китай или Бразилия, на них не столь высоко, как на «подключенные» страны. В этой парадигме возможность трансляции своей «мягкой силы» неразрывно связана с восприимчивостью к чужой «мягкой силе», что отчасти объясняет сравнительную новизну самой концепции.

Риски, связанные с «мягкой силой»

Хотя цифровая плотность и отражает то, как «мягкая сила» распространяется, ее применение и собственно ее сущность – вопрос комплексный. Большинство исследователей и особенно журналистов рисуют «мягкую силу» абсолютным благом. Страны хотят иметь «мягкую силу», они должны наращивать «мягкую силу», они укрепляют свою мировую позицию за счет применения «мягкой силы». Впрочем, «мягкая сила» может не только помочь государству, но и навредить ему. Особенно если ее наращивание отодвигает на второй план наращивание так же необходимой силы «жесткой». Кроме того, «мягкая сила» способна вселить в руководство страны ложное чувство безопасности. Уважение со стороны других держав может помочь сгладить некоторые проблемы, но иногда приводит к чрезмерной самоуверенности. В соответствии с английской поговоркой страны не должны верить собственной прессе или же почивать на лаврах. О наличии у «мягкой силы» обратной стороны можно судить как по динамике наших данных, так и по реальному примеру Украины.

За обретением в 1991 году независимости последовал рост «мягкой силы», применя­емой страной на мировой арене. Она аккуратно балансировала между Россией и Европейским союзом, а географическое положение, крупное население и большая эмигрантская община позволили ее международному весу превысить тот уровень, который мог бы обеспечить только объем ВВП. Даже политическая и экономическая стагнация не помешала Украине сохранить имидж моста между Западом и Востоком. А достижения вроде мирного отделения от СССР вместе с успешным исходом переговоров по отказу от ядерного статуса еще больше усилили позиции Украины в мире. Среди прочего это помогло Украине первой из бывших советских республик принять чемпионат Европы по футболу (вместе с более «западной» Польшей).

Однако несмотря на то что украинская «мягкая сила» была направлена вовне и помогла стране повысить свой авторитет в глазах мира, ни одному из сменявшихся у ее руля руководителей не удалось трансформировать эту внешнюю репутацию в осязаемые внутренние успехи. Как и ряд держав к востоку, Украину охватила политическая нестабильность. Страна пережила две революции, причем первая и вовсе ослабила ее экономически. Из-за коррупции, недостатка структурных реформ и зависимости от доставшейся в наследство от Со­юза тяжелой промышленности экономика впала в стагнацию. Эти же проблемы вызвали протесты внутри страны и артикулировали различия между реальным положением дел и международным имиджем государства.

Причиной текущего раскола на Украине являются, по-видимому, те же факторы, которые увеличивали ее «мягкую силу». Балансирование между ЕС и Россией, благодаря которому страна и обрела этот глобальный вес, кажется, вот-вот разломит ее на части. Инвестиции в «мягкую силу», как и любые другие инвестиции, могут привести как к прибыли, так и к убыткам. Но у Украины реальность и международный имидж расходятся. Как это ни прискорбно, в таких случаях неизменно перевешивает первая.

Дисбаланс «жесткой» и «мягкой» сил на Украине свидетельствует, что последняя не всегда обеспечивает хороший международный имидж. Иногда лучше, чтобы тебя видели, но не слышали. Наглядный пример этого тезиса – Индия. Преимущества страны проистекают из двух факторов: о многих ее проблемах мы слышим меньше, чем о проблемах других стран БРИКС (об успехах, впрочем, тоже); кроме того, Индия – самое большое в мире демократическое государство. Как заметил Алекс Ло из гонконгской South China Morning Post, «Индии многое сходит с рук, каждый же шаг Китая изучается под микроскопом. Пекин мог бы научиться у соседей тому, как надо использовать “мягкую силу”». Помимо культурного наследия (куда входят буддизм, индуизм, йога, национальная кухня и многое другое) именно демократические традиции, которые прочно держатся уже 60 лет, делают Индию примером для постколониальных и развивающихся стран. Какая бы держава ни захотела построить прозрачное демократическое общество, она скорее пойдет по стопам Индии, чем Китая. Холодная война закончилась, и сейчас в мире превалируют демократические режимы со свободными рынками. Чтобы быть принятым как партнер, в таких условиях нужно или быть демократией, или иметь мощную экономику. Причем в первом случае государство меньше рискует подверг­нуться санкциям, вводимым во имя распространения демократических ценностей.

Соответствуя переменам: развитие концепции «мягкой силы» и план на будущее

Перечисленные темы отражают только часть изменений в концепции «мягкой силы» и лишь часть наших представлений о каналах ее действия. В первой редакции индекса мы задали академически жесткий стандарт исследования, показав, какие страны имеют «мягкую силу» и почему. Текущий индекс основывается на той же методологии. Но поскольку концепция «мягкой силы» непрерывно меняется, а понимание ограничений, которые эта сила накладывает, выросло, наша команда работает над расширением методов измерения и более глубоким использованием уже задействованных. Раз меняется сама концепция «мягкой силы», то и наш индекс также должен меняться.

В этом смысле первая попытка составить индекс была пробным шаром, инструмент обязательно трансформируется, как трансформируются другие широко применяемые индексы и рэнкинги. Например, рейтинг Doing Business, публикуемый Всемирным банком, помогает компаниям выбирать страны для торговли и инвестиций и время от времени корректируется с учетом изменений инвестиционного климата. Схожая ситуация и с индексом «Будущие пятнадцать», подготовленным FutureBrand. Целью этого нового совместного проекта является оценка факторов, которые будут влиять на мощь страновых брендов, и поэтому по мере изменения рыночной конъюнктуры поменяется и сам индекс. Поэтому наша цель – создать индекс, который не будет уступать этим широко применяемым инструментам, и одновременно показать часть мирового политико-делового ландшафта, которая еще слабо изучена.

В следующей редакции индекса «мягкой силы» мы сосредоточимся на индикаторах, которые власть и бизнес могут изменить, а также на относительно долгосрочных трендах, сформировавшихся в результате предыдущих решений. Кроме того, мы расширим охват стран и, вероятно, добавим еще государств – участников ОЭСР. Тогда страны БРИКС смогут увидеть себя на фоне США или Таиланда. Не исключено и расширение спектра исследуемых индикаторов для отражения граней «мягкой силы», уже привлекших интерес других структур (как, например, тех, что рассматривает ООН в Индексе развития человеческого потенциала). Наконец, мы укрепим связь с аудиторией индекса (в частности, через Facebook).

Новая методика еще дорабатывается, но мы ожидаем, что готовящиеся поправки изменят расстановку сил в индексе. Наиболее серьезным эффектом определенно должен стать подъем небольших стран. Китай, Индия и Россия сейчас лидируют в рейтинге в основном благодаря своим размерам, а этот фактор относится скорее к «жесткой», чем к «мягкой силе». Неудивительно, если наши корректировки приведут к тому, что в следующей редакции страны БРИКС уже не будут столь высоко. Измеряя «мягкую силу» в расчете на душу населения или со скидкой на другие факторы, мы надеемся извлечь из индекса больше пользы, так как он станет более объективным по отношению ко всем странам – и БРИКС, и не-БРИКС. Вероятно, небольшие восточноевропейские государства сильно опустятся, а крупные игроки с Ближнего Востока (ОАЭ, Египет, Саудовская Аравия и другие) поднимутся. В-третьих, мы, очевидно, будем оценивать «мягкую силу» по ее плодам, финансовым и экономическим, и учитывать не только выгоды, но и убытки (как отмечалось выше применительно к Украине). Также мы, скорее всего, будем смотреть, как перемены в «мягкой силе» соотносятся с динамикой торговли, инвестиций, госбюджетов и объемов производства. Тем самым мы сможем оценить риски, затраты и выгоды, связанные с развитием и применением этой силы.

Послесловие

«Мягкая сила» – это не просто какая-то туманная абстракция, интересная лишь ученым и студентам, изучающим международные отношения. Ее концепция продолжает развиваться, а сама она помогает странам и компаниям извлекать финансовую и иную выгоду, не прибегая к агрессивной политике, которая и затратна, и опасна. Впрочем, как говорилось выше, у оперирования «мягкой силой» могут быть свои последствия. Согласно нашему рэнкингу, экономики БРИКС по-прежнему в числе ключевых обладателей «мягкой силы», но будет любопытно посмотреть, сохранится ли относительный уровень их влияния на фоне последних событий и пересмотра нашей методики. Удастся ли Китаю не растерять свою «мягкую силу» в свете тревог, которые продолжает вызывать его экономическое развитие, и с таким международным имиджем (особенно пострадавшим от загрязнения городской среды и агрессивных шагов в регионе)? Помогут ли России Олимпийские игры и видимые политические успехи, достигнутые Путиным в минувшем году, или же ситуация на Украине заставит ее «мягкую силу» и дальше снижаться в сравнении с силой других? Получится ли у Бразилии использовать свою «мягкую силу» вне Латинской Америки? В ближайшие месяцы мы завершим работу над новой методикой и благодаря ей сможем оценить эти изменения и исследовать в рамках индекса рассмотренные выше проблемы, тем самым оперативно реагируя на эволюцию ключевых факторов «мягкой силы».  

Брайан Майкл – приглашенный старший научный сотрудник Института исследований развивающихся рынков (IEMS) Московской школы управления СКОЛКОВО.
Кристофер Хартвелл – руководитель отдела экономики Института исследований развивающихся рынков (IEMS) Московской школы управления СКОЛКОВО.

Булат Нуреев – заместитель руководителя Института исследований развивающихся рынков (IEMS) Московской школы управления СКОЛКОВО.

За кем сила?

Применив методологию первого индекса к данным, учитывающим изменения за 2012 и 2013 годы (тем, что были доступны), мы не зафиксировали серьезного изменения позиций четырех лидеров рейтинга. Однако общий балл изучаемых нами экономик повысился. У большинства из них рост был скромным, поэтому расклад сил изменился незначительно. Китай по-прежнему располагает самой большой «мягкой силой» – силой, которая необходима, чтобы влиять на ход дел в мире. Сразу за Поднебесной следуют Индия и Россия. Ряд государств, и особенно Южная Африка, значительно улучшили позиции и при этом набрали больше баллов, чем в прошлый раз. Другие же страны, либо, несколько прибавив в баллах, места сохранили (как Россия и Венгрия), либо, растеряв их, скатились (как Турция).

Интересные детали

Россия: как развивать «мягкую силу» в ближайшие пять лет?

Страна находится на третьем месте, хотя этот результат, кажется, противоречит общему негативному медийному дискурсу. Обычно мировые аналитики находят мало лестных слов в ее адрес, но это может быть из-за того, что, развивая и «жесткую», и «мягкую силу», она, как отмечает Джеймс Шерр в своей новой книге о российском влиянии, полагается на такие «грубые» инструменты воздействия, как правительство, Церковь и топливная энергетика. Но даже «грубые» инструменты могут усилить «мягкую силу», что показал общепризнанный дипломатический успех России в ситуации с Сирией, где Владимир Путин своими инициативами предотвратил силовое решение кризиса. Другие события, вызвавшие международный резонанс – скандал с «Гринписом», разоблачение Эдварда Сноудена, заключение Pussy Riot и принятие закона против пропаганды гомосексуализма, – также не давали России сходить с первых полос зарубежных газет. Это значит, что российская «мягкая сила» – как пресловутый медведь на даче: он может радовать, может огорчать, может быть опасным, но в любом случае игнорировать его невозможно. Результат России в нашем индексе, похоже, подтверждает распространенное высказывание, что «все, что не некролог, то пиар».

Целенаправленно делать Россию заметнее и со страстью наращивать «мягкую силу» власти начали еще в 2007 году. Тогда Путин двумя своими выступлениями задал тон развитию российской «мягкой силы» на ближайшую пятилетку, показав, какие сферы российская власть считала наиболее удобными для распространения влияния страны. Первая речь, произнесенная на английском языке, состоялась на 119-й сессии Международного олимпийского комитета в Гватемале, где Россия выиграла право проведения зимней Олимпиады в 2014 году и тем самым показала, что она по-прежнему остается важным игроком в международном спорте. Затем успех был развит тем, что стране доверили принять чемпионат мира по футболу – 2018. Второе знаковое выступление Путина состоялось на 43-й Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности. В нем глава государства дал понять, что считает текущие мировые тенденции абсолютно неприемлемыми, и представил Россию как возможный источник новых идей в области глобальной «жесткой силы».

Эти успехи, достигнутые в сочетании со скандалами, в которые попадает Россия, возможно, иллюстрируют горькую правду: польза от усилий государства по укреплению «мягкой силы», кажется, снижается. Россия добилась достаточно легких успехов на этом фронте (что лишь раззадорило ее аппетит), и «мягкая сила» увеличилась во многом на фоне проблем других крупных держав, а не благодаря собственным проактивным действиям. Как заметил один из основателей концепции «мягкой силы» Джозеф Най, «если Россия и Китай хотят преуспеть, им нужно быть самокритичными и дать свободу гражданскому обществу». В качестве гражданского партнера власть пыталась задействовать РПЦ, однако ее врожденный консерватизм также отпугнул некоторых представителей «целевой аудитории» национальной «мягкой силы».

Поэтому в ближайшие пять лет России нужно будет подключить другие гражданские и негосударственные каналы развития «мягкой силы». Например, продолжить модернизировать и выводить на глобальную арену вузы. Вузы важны для формирования связей в молодежной среде и распространения культурных идей. Переключение внимания с крупных государственных компаний на поддержку и развитие частного предпринимательства также поможет стране обозначить, что к ее «мягкой силе» имеет отношение не только власть. Однако реализация этих шагов будет означать, что Россия отвлечется от одного-двух мегапроектов, которые, судя по всему, сейчас рассматриваются как основа ее «мягкой силы», и вместо этого сконцентрируется на развитии гражданского общества, которое будет настроено достаточно критично. При таком раскладе государство будет уже не руководителем процесса, а скорее модератором или вовсе выключится из него.

Это не значит, что добытое властью влияние, в том числе за счет Олимпиады, этого разового мегапроекта, в ближайшие годы иссякнет. Эффект от зимних Игр в Сочи, конечно, сохранится. Огромные деньги вложены в инфраструктуру. С нуля построены стадионы, спортивные площадки, гостиницы, аэропорты, электростанции, ЛЭП, автомобильные и железные дороги. К тому же Россия показала, как она может организовывать международные мероприятия. Прямым следствием государственных усилий явился и скачок в индексе ведения бизнеса, который публикует Всемирный банк. Переместившись со 111-го места на 92-е (из 189), Россия стала второй в рейтинге из стран БРИКС (после Южной Африки). При этом остается открытым вопрос о том, сможет ли Россия развивать «мягкую силу» вне действий правительства, или же, учитывая последние события, вопреки использованию правительством «жесткой силы». Основа «мягкой силы» – это не потенциальные возможности, а связи, отношения и контакты. Исторически Россия, может, и склонна к изоляции, но сейчас к налаживанию подобных связей готова лучше, чем Бразилия или Китай. 

ЮАР: все крепче и крепче

Южная Африка, самая маленькая в БРИКС по размерам населения и экономики, остается единственным представителем Черного континента в нашем рейтинге, что подтверждает ее успехи и подчеркивает скудость «мягкой силы» других африканских стран. Более того, ЮАР демонстрирует серьезную «мягкую силу» в период замедления экономики – ряд ее отраслей страдает от высокого уровня юнио­низации, а мировые цены на сырье падают, и в этих условиях нации будет очень сложно решить проблему сравнительно плохой динамики экономических показателей (среднегодовой рост экспорта в период с 2005 по 2011 год составил всего 0,6%, к примеру).

Однако у Южной Африки есть много положительных факторов, которых нет у других представителей континента и благодаря чему она продолжает оставаться источником «мягкой силы». Во-первых, это уровень лидеров. Нельсон Мандела был олицетворением «мягкой силы» ЮАР. Выйдя из тюрьмы, в которую его отправил режим апартеида, он, вместо того, чтобы сводить счеты, взялся за воссоединение родного государства. Воплощением «мягкой силы» стала его манера убеждать, основываясь на моральном авторитете и влиянии, а не на прямых действиях. С ее помощью Мандела показал, как один человек может являть миру ценности и идеалы своей страны.

Мандела был носителем духа более ранней эпохи – колониальной, которая также повлияла на южноафриканскую «мягкую силу». В экономической литературе есть много работ, доказывающих, что для страны было лучше входить в британскую империю, чем во французскую или португальскую. Британское наследие выражается для ЮАР в более развитой правовой системе и более крепких связях с бывшим покровителем, чем у других стран континента (тот же Мандела окончил Университет Южной Африки, учрежденный как экзаменационное заведение при Оксфорде и Кембридже). Эти языковые и особенно образовательные связи с Британией дают южноафриканцам больше шансов поступить в вузы Соединенного Королевства и других англоговорящих держав, если сравнивать их с населением остальной части Африки. Поэтому им легче интегрироваться в мировое сообщество.

Более того, крах апартеида в 1990-х позволил Южной Африке произвести «работу над ошибками» и изменить многие аспекты политического и экономического развития. Одной из составных частей этого изменения стала доказанная способность проводить крупные международные мероприятия. Чемпионат мира по регби – 1995 (в котором победили хозяева) был увековечен в голливудском фильме «Непокоренный», а чемпионат мира по футболу – 2010 стал первым мундиалем на континенте. Благодаря всему этому удалось остановить развернувшееся в 1990-х «бегство белых» и снова «открыть» Южную Африку для иммигрантов.

После смерти Нельсона Манделы внимание всего мира снова приковано к Южной Африке, и благодаря численности своего населения (более 51 млн человек в 2012-м) и культурному влиянию у ЮАР есть все основания надеяться занять место в топ-10 нашего индекса в 2014 году.

Эстония: маленькое значит красивое

Эстония, самая маленькая страна в топ-20 индекса, является идеальным примером разделения «жесткой» и «мягкой силы». Сложно представить, как может влиять на кого-то страна, чья регулярная армия насчитывает около 3 тыс. человек и которая занимает 104-е место в списке ООН по размеру номинального ВВП. Но лишь в такой крошечной стране, как Эстония, президент мог ввязаться в твиттер-спор с лауреатом Нобелевской премии по экономике Полом Кругманом, да еще и выиграть.

В регионе Эстонию уважают за успешный переход от социализма к капитализму и сравнительно неплохие экономические результаты во время мирового и европейского кризисов. Ее «мягкая сила» во многом зиждется на верховенстве права и приверженности экономической свободе, наличие которой признали развитые государства (когда держава первой на постсоветском пространстве вошла в ОЭСР). Это вылилось в выдающиеся успехи в международном бизнесе, хотя на самом деле многие пользователи Skype могут и не знать, что его разработали эстонцы (около половины команды до сих пор в стране). Успех Skype – лишнее свидетельство готовности эстонцев идти на бизнес-риски: страна находится на первом месте в Европе по числу стартапов на душу населения. Росту деловой активности и предпринимательской хватки способствуют и вузы мирового уровня (такие как Университет Тарту), которые притягивают абитуриентов со всей Балтии и Скандинавии.

К тому же, вступив в Евросоюз, а потом и в еврозону, Эстония стала доступнее для туристов, благодаря чему больше западноевропейцев получили шанс увидеть очаровательный Таллин (из-за относительно невысоких цен страну полюбила даже британская молодежь). Культурный экспорт не отстает: в 2001-м, например, эстонцы выиграли Евровидение (также первыми на постсоветском пространстве). В расчете на душу населения у балтийской державы, должно быть, самая большая «мягкая сила» в нашем индексе. Скорее всего, так будет еще долгое время.