Новые правила для новой экономики
Редакторы Project Syndicate беседуют с Джимом О’Нилом.
Десятый ежегодный саммит стран БРИКС – подходящий повод взглянуть на эволюцию, пройденную мировой экономикой и управляющими ею структурами с тех пор, как вы ввели в обращение саму аббревиатуру БРИКС. Вы многажды повторяли: управление мировой экономикой может быть эффективным лишь в случае, если ее главные институты будут отражать реальную ситуацию лучше, чем сейчас. По сути, это признание того, что главенству Бреттон-Вудской системы приходит конец. Как именно должно измениться управление мировой экономикой?
Недавняя встреча G7 в Канаде продемонстрировала, что нынешняя система мирового управления себя изжила. В конце концов, G7 – это клуб демократических стран, сумевших сформировать самые важные и мощные экономики 1970-х. Но с начала нового тысячелетия, а может быть, после азиатского финансового кризиса середины 1990-х большая часть стран – участниц G7 уже не играет ведущие роли в мировой экономике.
Если мы хотим создать по-настоящему репрезентативную систему управления, нам нужна структура, способная изменяться, эволюционировать. Как спортивная лига, где сильнейшие завоевывают продвижение в классе, а слабейшие вылетают во второй дивизион. Иначе такая структура устареет через 20 лет.
Одна из основных тем нынешнего саммита G7 – это включение, вернее, невключение России в эту структуру. Вы же не раз подчеркивали важность альтернативных структур.
Да, один из возможных вариантов – это G20, куда входят, по большому счету, все важные мировые экономики, причем речь не только о демократических странах. G20 существует уже некоторое время, но по-настоящему эта группа выходила на авансцену лишь в 2008–2009 гг., когда президент США Джордж Буш-младший и премьер-министр Великобритании Гордон Браун возглавили спасательную операцию после мирового финансового кризиса.
Очевидно, G20 гораздо более репрезентативна, чем G7. Но вы правы, говоря о проблеме гибкости. На самом деле в G20 входят гораздо больше, чем 20 стран. Это 19 стран плюс весь Европейский союз, поэтому это слишком неповоротливая структура, чтобы справляться с критическими вопросами сразу по мере их возникновения. Как я написал в своей недавней работе, решение в том, чтобы в рамках G20 создать еще одну G5 или G7.
Стоит вспомнить, что и сама G7 возникла лишь потому, что США и, возможно, Франция и Германия добавили в этот коктейль Италию и Канаду – скорее из сочувствия. Ну и, разумеется, после распада СССР Россия была временно включена в клуб, потому что всем показалось, что она станет демократической страной.
Но нельзя эффективно управлять мировой экономикой, если зацикливаться на политических системах. В текущем десятилетии почти половина мирового роста ВВП – заслуга Китая. Поэтому ясно, что любое действие, способное повлиять на управление мировой экономикой, должно быть одобрено Китаем. Каждые два года экономика Китая вырастает примерно на одну Италию, однако в рамках G7 Италия все еще считается более влиятельной силой. Это совершенно лишено логики.
МНОГОПОЛЯРНЫЙ МИР
Похоже, такие страны, как Китай и Россия, теряют терпение и предпочитают идти своим путем. Китай основал новые институты – Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ) и Шанхайскую организацию сотрудничества, у России есть Евразийский экономический союз. Эти организации позиционируются как альтернатива западным институтам.Да, и это вовсе не удивительно. Если у ребят сложится ощущение, что им не рады у руля мировой экономики, они будут преследовать свои интересы другими средствами. Именно поэтому была создана БРИКС – Бразилия, Россия, Китай, Индия и Южная Африка. Сейчас (интервью проходило в конце июля – Прим. BRICS) как раз проходит 10-й ежегодный саммит этой группы. В разных частях мира появляются новые объединения. В связи с этим G7 все более устаревает.
Вы придумали аббревиатуру БРИК в 2001 году, чтобы подчеркнуть растущий экономический потенциал этих стран (Южная Африка добавилась в 2010-м). Сегодня вы утверждаете, что как класс активов БРИКС все еще актуальна. Чего мы можем ожидать от нынешнего саммита, кроме обычных в таких случаях деклараций о сотрудничестве?
Я думаю, лидеры стран БРИКС должны спросить сами у себя, что в действительности сделано этой организацией, чтобы улучшить показатели роста ее отдельных стран-участниц. И что сделано для улучшения общих показателей торговой деятельности и эффективности инвестиций, с тех пор как участники БРИКС начали проводить эти встречи. Вот мой экзаменационный вопрос для гостей нынешнего саммита.
Южная Африка, Бразилия и Россия прошли через очень сложные периоды в экономике во втором десятилетии существования моей аббревиатуры. В первом десятилетии, еще до начала ежегодных саммитов, у них были гораздо более сильные показатели.
Тем не менее относительное и абсолютное положение стран-участниц БРИКС, за исключением России, близко к тому, что я видел в 2001 году. Несмотря на проблемы, коснувшиеся Бразилии, это все еще одна из 10 крупнейших мировых экономик. Пусть показатели некоторых стран БРИКС в этом десятилетии не впечатляют, то же самое можно сказать и о ЕС.
Показатели Китая почти в точности соответствуют нашим прогнозам. Именно эта страна придает вес и клубу БРИКС, и АБИИ, и Новому банку развития БРИКС, и прочим структурам.
Думаю, N-11 сейчас актуальна в контексте еще одного вопроса, относящегося к Китаю: это инициатива «Один пояс и один путь» (BRI) – ряд инвестиционных и инфраструктурных проектов, растянувшихся по Евразии. Многие из стран N-11 входят в зону покрытия BRI, и Китай должен будет взаимодействовать с ними, если он хочет, чтобы его попытка стать региональным и глобальным лидером увенчалась успехом.
Некоторые из стран N-11 с радостью готовы присоединиться к BRI, так что Китай должен подумать над тем, как подключить их к управлению проектом. Вьетнам, Филиппины, Пакистан и, что особенно важно, Индия – коллега по БРИКС – могут сыграть важную роль в развитии региона.
Сегодня мировой экономической системе угрожает президент Трамп. Но если эти страны активно подойдут к участию в BRI, положительный эффект для азиатской – и даже мировой – торговли может быть столь велик, что все действия Трампа не возымеют никакой силы.
Лидеры стран БРИКС и N-11 могут добиться многого, если поймут, как использовать эти организации для общего экономического и социального блага.
ВЫЗОВ ЛИДЕРАМ
По-настоящему глобальные проблемы все еще нуждаются в коллективных решениях. США и Соединенное Королевство больше заняты обстановкой у себя дома, а ЕС не может прийти к единому мнению по таким, например, вопросам, как иммиграция. Кто же возьмет на себя ведущую роль в реформировании глобального управления?
Мы живем в странную эпоху, словно бы внутри партии в покер или шахматы. На мой взгляд, в обязанности Международного валютного фонда входит по крайней мере попытка продумать, как оптимизировать репрезентативность в управлении многосторонними организациями и в структурах, принимающих решения.
Последние 100 лет в этой роли были США, а до них – Великобритания. Многие британцы весьма достойно восприняли смену роли и сумели извлечь выгоду из появления других крепких экономик по всему миру. Таков естественный ход прогресса, и именно поэтому нам нужна схема всемирного управления, которая не будет остро реагировать на взлеты и падения отдельных стран.
Пожалуй, так. Нам не нужны новые организации. Нам нужно, чтобы уже существующие эволюционировали и приспосабливались к ситуации. Наши проблемы не являются непреодолимыми, но они требуют открытого мышления.
Многие из моих новых коллег по Chatham House того же мнения. Но я стараюсь смотреть на мир по-другому. Я соглашусь – у меня оптимистичный взгляд на вещи, потому что я много времени провожу, общаясь с людьми из других частей мира, и в частности, из Китая, 20% населения которого уже зарабатывает примерно 40 000 долларов в год – это средний доход в Великобритании. Но эти 20% равняются 260 миллионам человек, что вчетверо больше, чем население Соединенного Королевства.
В этой ситуации западные политики и специалисты из исследовательских центров, включая Chatham House, должны перестраивать свое мышление. Да, нам нужны заслуживающие доверие правила, регламентирующие глобальные процессы; но мы не можем рассчитывать на то, что будущее глобального управления будет зависеть от какой-то новой версии либерального западного миропорядка. Представители западного мира в Риме, Берлине, Париже, Лондоне и Вашингтоне должны понять, что жители стран с самыми быстроразвивающимися на сегодняшний день экономиками выросли при совершенно иных формах управления. И их полностью устраивает то, как работают их системы. Мы должны освободить пространство под их точку зрения, а не полагать, что мы и только мы знаем, как правильно.
ФАКТОР КИТАЯ
И Китай, разумеется, выделяется на общем фоне. Китайская экономика замедляется по мере того, как страна переходит от роста за счет экспорта к росту, стимулируемому внутренним потреблением. Можете рассказать нам о реформах в экономической политике Китая? Внушают ли они доверие?Если смотреть на ситуацию в целом, как бы с высоты птичьего полета, реформы в Китае весьма позитивны. Но при ближайшем рассмотрении видно множество вызовов. Положительное сальдо по текущим счетам не превышает 1% ВВП, в то время как 10 лет назад, в начале мирового экономического кризиса, этот показатель был равен 10%. Это противоречит риторике Трампа, которой он оправдывает свой торговый крестовый поход против Китая. Цифры говорят о том, что экспорт сегодня играет гораздо менее заметную роль в экономике Китая, чем это было в 2008 году.
Порой мне кажется, что кризис – лучшее, что могло случиться с Китаем: он заставил руководителей страны признать, что настала пора уходить от модели роста, основанной на экспорте товаров с низкой добавленной стоимостью. В этом контексте замедление темпов роста годового ВВП с 10% до 6 – это, вообще говоря, фантастический показатель, если не забывать о снижении положительного сальдо по текущим счетам.
Более того, если взглянуть на потребление, мы видим отчетливые признаки прекрасного роста. Мы все любим рассуждать о компаниях Apple, Google и Amazon. Но международные компании, инвестирующие в технологии, все активнее заглядываются на китайские фирмы, ориентированные на услуги на внутреннем рынке. Одновременно наблюдается взрывной рост таких высокотехнологичных компаний из Китая, как Tencent и Alibaba, которые по размеру не уступают, а иногда и превосходят легендарные компании из Кремниевой долины. В целом экономические реформы в Китае впечатляют гораздо сильнее, чем об этом обычно пишется в западных СМИ.
Вы думаете, эта тенденция продолжится? Глава Китая Си Цзиньпин хочет сделать из страны мирового лидера в области технологий при помощи программы «Сделано в Китае – 2025» и других проектов. Но как провести черту между политикой и экономикой? Как страна с авторитарной системой правления, где всего одна политическая партия, неизменно делегирующая своих представителей во все советы директоров, осуществляющая цензуру в интернете и неусыпно следящая за собственным населением, может добиться предпринимательской гибкости и творческой свободы, без которых трудно представить себе мощный технологический прогресс?
Чтобы ответить на этот вопрос, спустимся с небес на землю. Реальность весьма пестра. В Китае идет множество процессов – важно знать, куда смотреть. В некоторых регионах центральная власть сосредоточила все бразды правления у себя, но кое-где они разрешают либерализовать экономическую деятельность снизу, на местах, что дает импульс экономике. Не стоит думать, что 50 или 100 руководителей Коммунистической партии прячутся в какой-то темной комнате и оттуда руководят абсолютно всем, что происходит в стране.
Возьмем, к примеру, WeChat, китайскую версию WhatsApp. Мне кажется, платформа WeChat намного лучше и полезнее, чем WhatsApp, – и ее удалось создать в рамках китайской системы. Да, группа чиновников оберегает и сохраняет власть одной партии, но это не значит, что творческое начало в стране задушено.
Разумеется, есть и проблемы. Я не из тех, кто считает, что Китай абсолютно все делает правильно. Например, меня очень беспокоит хукоу – система прописки, которая фактически превращает рабочих-мигрантов в больших городах в людей второго сорта. Никто из них не входит в те 20% населения, что зарабатывают 40 000 в год.
Подозреваю, что в ближайшие 15-20 лет правительство Китая полностью откажется от этой системы. Иначе велика вероятность массовых протестов или какой-либо иной формы гражданского неповиновения, способной дестабилизировать страну. Невозможно существование системы, где через 15 лет 40% населения будет зарабатывать 40 000 в год, а у всех остальных вообще не будет никаких активов.
Нет. И точно так же как глобальное управление не будет зависеть от саммитов БРИКС, не будет оно зависеть и от саммитов ШОС. В конечном счете мы не знаем, каким окажется будущее глобального управления. Но мне кажется, де-факто уже материализовалась ведущая пятерка (назовем ее G5), куда входят США, Япония, Китай, Индия и Европейский союз. Если бы это зависело от меня, я бы создал подобную группу в рамках G20. Это, конечно, расстроило бы моих британских соотечественников, а также русских, канадцев и многих других. Но это единственное разумное решение.
ЭКОНОМИКА ТРАМПА
В своей книге 2011 года «Карта роста» вы утверждаете, что в ближайшие десятилетия США, подобно Китаю, должны будут реструктурировать свою экономическую модель, двигаясь при этом в противоположную сторону – к экспорту и инвестициям. Как вы часто замечаете, потребительские расходы составляют примерно 70% ВВП США. Если бы к вам прислушивались экономические советники Трампа, как бы вы порекомендовали им сбалансировать американскую экономику, учитывая, что, будучи мировой резервной валютой, доллар создает структурный дефицит счета текущих операций и стимулирует высокий уровень потребления за счет дешевизны кредитов?Я полагаю, Америка должна развернуться на 180 градусов. После обвала 2008 года я часто повторял, что миру пошло бы на пользу, если бы США стали в чем-то похожи на Китай, а Китай – на США. И Китай действительно сильно изменился, а вот США – нет. Три-четыре года назад экономика США действительно стала меняться в нужную сторону, но этот период оказался недолгим. Как вы сказали, потребление сейчас вернулось к отметке примерно 70% ВВП.
Если бы я все еще работал в финансовой отрасли, я бы задавал серьезные вопросы касательно всеобщего оптимистического взгляда на экономику США, особенно в сравнении с экономиками других стран. И не важно, что нас ждет в следующие 25 лет, – экономика США структурно слаба. Она задействует практически все возможные ресурсы – мы видим, как процентные ставки начинают ползти вверх, что окажет серьезное давление на потребителей, являющихся главной движущей силой системы.
Это совершенно не похоже на рецепт долгосрочной балансировки экономики, в которой так нуждаются США.
Есть изрядная доля иронии в словах Трампа о том, что он хочет дать импульс американскому производству и импорту. На деле он разворачивает страну в противоположную сторону. С точки зрения маркетинга Трамп и его команда прекрасно продвигают сами себя. Но даже в этом случае я не вижу, как они могут выполнить обещания, данные своим сторонникам.
Я думаю, что Трамп пошел по очень странному пути. Если США нужно увеличить долю в мировом экспорте, трудно понять, как агрессивные действия против системы мировой торговли, Китая и, что уж совсем странно, ЕС могут в этом помочь.
Похоже, у Трампа и его советников весьма упрощенные представления о мировой торговле. Им не кажется, что торговля – это нечто, способное помочь всем и каждому. Напротив, им кажется, что все должны сражаться за бóльшую долю status quo, что полностью противоречит житейской экономической мудрости, которой я привержен. Есть множество свидетельств, что мировая торговля помогает всем и каждому, несмотря на то, что способна оставить без работы некоторых людей в некоторых регионах и отраслях.
Давайте не будем забывать, что мы живем в эпоху, когда всемирное неравенство зримо сократилось в сравнении с тем, что мы наблюдали в предыдущие десятилетия, если не столетия. Есть веская причина, по которой Китай присоединился к системе мировой торговли. И сегодня это крупнейший рынок экспорта в мире.
Вот статистические данные, которые я очень люблю цитировать, в том числе и в Великобритании, потому что эти данные показывают, насколько поверхностными стали споры по поводу брексита: в конце 2016 года Китай стал главным торговым партнером Германии. Несмотря на европейский общий рынок, Германия сейчас экспортирует больше товаров в Китай, чем в Италию. А Япония уже много лет экспортирует в Китай больше, чем на любые другие рынки, несмотря на исторические противоречия между двумя странами.
Сложно в это поверить, слушая Трампа, но Китай – третий по величине рынок экспорта для США. И это показывает, насколько слабой на самом деле является стратегия Трампа, пусть с ее помощью и удается заставить людей совершать определенные поступки. Больше всего меня угнетает непотопляемая уверенность в том, что США все так же доминируют в мировой торговле, как это было в 1970-х и 1980-х. Это не так.
В дополнение к подъему Китая мы наблюдаем рост того, что некоторые называют торговлей Юга с Югом. Уже по меньшей мере 10 лет на торговлю между южными странами приходится бóльшая доля мировой торговли, чем на торговлю между северными странами. Даже если нам придется выдержать целый год растущих тарифов, Китай продолжит двигаться по траектории, начавшейся с BRI, и можно легко вообразить себе будущее с еще более свободной торговлей, но не с США, а со всеми остальными. Мне лично не ясно, почему США гнут именно такую линию, ведь в конце концов именно они останутся в проигрыше.
И это не удивительно. Достаточно взглянуть на столь хорошо мне знакомую отрасль – финансы: многие американские компании стремятся попасть на рынки Китая и Индии. В мировом масштабе рост сферы финансовых услуг наблюдается в нескольких странах. Этот факт часто теряется на фоне напряженной дискуссии о торговле, где обсуждаются лишь товары. Неужели люди рассчитывают на то, что Китай позволит США стать важным игроком на своем внутреннем финансовом рынке, притом что Штаты в это же самое время ограничивают возможности китайских компаний на своей территории?
ИЗГОТОВИТЕЛИ И ПОТРЕБИТЕЛИ
По данным МВФ, доля доходов рабочей силы в странах с развитой экономикой упала в 1970–2015 гг. с 55% до 51%. Это обусловлено автоматизацией, переводом в оффшоры и прочими факторами. Вы призвали политических лидеров найти решение этой проблемы, вмешавшись в правила игры – через налогообложение и тому подобное. Почему это стало необходимо?Статистические данные, которые вы процитировали, говорят о фундаментальной ошибке в устройстве системы рыночной экономики. В теории, если прибыли как доля ВВП продолжат расти, это должно привлекать новых игроков на рынок, а увеличение уровня конкуренции должно нивелировать прибыли отдельных игроков. Но этого не происходит.
Одна из причин – большие корпорации нашли способ перехитрить систему. Не то чтобы они действовали нелегально – просто воспользовались лазейками в имеющихся правилах. Возьмем, к примеру, налогообложение. Сегодня в Великобритании многие ведущие интернациональные компании продают продукцию, которую вроде бы любят потребители. Однако эти компании практически не платят налогов в Великобритании. Есть ли в этом логика? У меня большой опыт работы в финансовой сфере, и я часто спрашиваю себя, о чем руководители этих компаний вообще думают. Они же должны понимать, что уход от корпоративного налога и подобные вещи – это весомый фактор, вызвавший к жизни то раздражение, из-за которого мы получили и брексит, и Трампа.
Вторая проблема – это обратный выкуп акций. Я многое узнал об этом, будучи председателем Комиссии по резистентности к антимикробным препаратам (AMR) под эгидой правительства Великобритании. Думаю, можно смело утверждать, что в этом тысячелетии крупнейшим источником приобретений обращегося на рынке капитала является выкуп компаниями своих собственных акций, что приводит к скачку доходов на акцию в ежеквартальных отчетах о прибыли.
Рост числа подобных операций совпал со снижением инвестиционных расходов в большинстве стран Запада. Стоит ли говорить, что малый объем инвестиций приводит к замедлению роста производительности и оплаты труда. С точки зрения бизнеса такой подход не является ни рациональным, ни устойчивым.
Глядя вперед, я хочу, чтобы Chatham House пропагандировал разумный эгоизм в мире бизнеса. Корпорации должны преодолеть свою зацикленность на квартальных доходах и вернуться к образу мыслей, который был свойствен готовым пойти на риск пионерам минувших времен.
Это сложный вопрос, но в его сердце лежат два довольно незамысловатых наблюдения. Во-первых, очевидно, что нам трудно правильно измерить сегодняшние реалии. Все сложнее фиксировать современные виды услуг при помощи таких традиционных измерительных систем, как, например, ВВП.
Возьмите, к примеру, социальные сети. Некоторые ученые уже пробовали узнавать у пользователей Facebook, во сколько они оценивают возможность пользоваться этой сетью. Идея в том, чтобы взять эти данные и включить их в примерный расчет ВВП. Конечно, скрытый смысл этого подхода еще и в том, что в конце концов людям все равно придется платить за пользование Facebook. Так или иначе, я считаю, что специалисты по статистике должны продолжать искать новые способы измерения деятельности в рамках цифровой экономики.
