Обстановка накаляется
Coface анализирует риски и конфликты 2000-х годов на Африканском континенте и называет страны, где высока вероятность неблагоприятных политических сценариев в 2020 году.
Вооруженные конфликты и террористические атаки мешают развиваться африканской экономике. Постоянная нестабильность приводит к снижению инвестиций в регион и падению торговых объемов в глобальном масштабе. В последние годы обстановку еще больше дестабилизируют исламистские организации. Особенно остра эта проблема в тропической Африке, где для борьбы с террористами и радикальными исламистами периодически приходится задействовать регулярные армии.
Впрочем, терроризм – не единственный бич Африканского континента. Конфликты разгораются на почве разногласий между этническими, политическими, религиозными и даже языковыми группами – такая ситуация характерна, например, для Ливии, ЦАР, Демократической Республики Конго, Камеруна.
Наблюдения и расчеты экспертов Coface также свидетельствуют о том, что в последние годы вооруженные конфликты и теракты происходят на континенте чаще, чем еще 10–12 лет назад. По сравнению с 2008 годом их число в 2018-м выросло почти в два раза.
Конфликты и террор
По данным экспертов Coface, по сравнению с 2008 годом в 2018-м число вооруженных конфликтов выросло на 70%, а число людей, которые стали их жертвами, – в 2,2 раза. Каждый год за последние пять лет число жертв вооруженных конфликтов превышало порог в 70 тыс. погибших. Такая статистика наблюдалась в 1990–1991 годах – в разгар войны в Персидском заливе, в 1999–2000 годах – во время народной войны между Эфиопией и Эритреей. В то же время в качестве формы политического насилия враждующие группировки все чаще прибегают к террору.
В 2019 году индекс риска вооруженных конфликтов Coface показал ненулевые значения в 25 из 45 африканских стран, которые были проанализированы. Всего же в мире стран с таким ненулевым индексом насчитывается 52.
Стоит, однако, отметить, что конфликты на Африканском континенте обусловлены в основном обострением отношений между различными негосударственными группировками. В частности, речь идет о вооруженных бандформированиях в Ливии, ЦАР и Демократической Республике Конго, а также о стычках между народностями оромо и сомали в Эфиопии и народностью бером (христиане) и фулани (мусульмане) в Нигерии.
Число вооруженных конфликтов с участием государств за последние пять лет также резко выросло, в основном из-за мобилизации регулярных вооруженных сил для борьбы с исламистскими группировками, в том числе связанными с Исламским государством (ИГИЛ, деятельность организации признана экстремистской и запрещена на территории России). Проблема борьбы с радикальным исламизмом актуальна для стран тропической Африки и области вокруг озера Чад, что объясняет лидерство Нигерии, Мали, Чада и Нигера в индексе риска вооруженных конфликтов.
Высокий индекс зафиксирован в Камеруне, где накануне президентских выборов, в которых уже седьмой раз одержал победу Поль Бийя, обострились столкновения между армией страны и группировками самопровозглашенной Республики Амбазония. В Судане продолжались стычки регулярных вооруженных сил с повстанцами Суданского революционного фронта, поэтому обстановка в регионе Дарфур – основной области межэтнического конфликта – остается достаточно взрывоопасной.
Растет в Африке и число терактов – негосударственные бандформирования все чаще совершают атаки как на регулярные войска, так и на мирное население. Таким образом, вполне логично, что в 24 из 25 стран с ненулевым индексом риска вооруженных конфликтов индекс террористической угрозы превышает нулевой порог (исключение составляет лишь Эритрея).
Впрочем, терроризм – не единственный бич Африканского континента. Конфликты разгораются на почве разногласий между этническими, политическими, религиозными и даже языковыми группами – такая ситуация характерна, например, для Ливии, ЦАР, Демократической Республики Конго, Камеруна.
Наблюдения и расчеты экспертов Coface также свидетельствуют о том, что в последние годы вооруженные конфликты и теракты происходят на континенте чаще, чем еще 10–12 лет назад. По сравнению с 2008 годом их число в 2018-м выросло почти в два раза.
Несмотря на то что риск крупномасштабных конфликтов (как, например, в Ливии) и государственных переворотов в основном нельзя назвать высоким, в перспективе тяжелая социально-экономическая обстановка может привести как минимум к росту политической неопределенности. Особенно в следующих странах: Анголе, Камеруне, Чаде, Джибути, Египте и других. Если тенденция продолжится (вкупе с доступностью современных мобильных технологий), в долгосрочной перспективе весь континент может оказаться в зоне повышенного риска политической дестабилизации.
По данным экспертов Coface, по сравнению с 2008 годом в 2018-м число вооруженных конфликтов выросло на 70%, а число людей, которые стали их жертвами, – в 2,2 раза. Каждый год за последние пять лет число жертв вооруженных конфликтов превышало порог в 70 тыс. погибших. Такая статистика наблюдалась в 1990–1991 годах – в разгар войны в Персидском заливе, в 1999–2000 годах – во время народной войны между Эфиопией и Эритреей. В то же время в качестве формы политического насилия враждующие группировки все чаще прибегают к террору.
В 2019 году индекс риска вооруженных конфликтов Coface показал ненулевые значения в 25 из 45 африканских стран, которые были проанализированы. Всего же в мире стран с таким ненулевым индексом насчитывается 52.
Стоит, однако, отметить, что конфликты на Африканском континенте обусловлены в основном обострением отношений между различными негосударственными группировками. В частности, речь идет о вооруженных бандформированиях в Ливии, ЦАР и Демократической Республике Конго, а также о стычках между народностями оромо и сомали в Эфиопии и народностью бером (христиане) и фулани (мусульмане) в Нигерии.
Число вооруженных конфликтов с участием государств за последние пять лет также резко выросло, в основном из-за мобилизации регулярных вооруженных сил для борьбы с исламистскими группировками, в том числе связанными с Исламским государством (ИГИЛ, деятельность организации признана экстремистской и запрещена на территории России). Проблема борьбы с радикальным исламизмом актуальна для стран тропической Африки и области вокруг озера Чад, что объясняет лидерство Нигерии, Мали, Чада и Нигера в индексе риска вооруженных конфликтов.
Высокий индекс зафиксирован в Камеруне, где накануне президентских выборов, в которых уже седьмой раз одержал победу Поль Бийя, обострились столкновения между армией страны и группировками самопровозглашенной Республики Амбазония. В Судане продолжались стычки регулярных вооруженных сил с повстанцами Суданского революционного фронта, поэтому обстановка в регионе Дарфур – основной области межэтнического конфликта – остается достаточно взрывоопасной.
Растет в Африке и число терактов – негосударственные бандформирования все чаще совершают атаки как на регулярные войска, так и на мирное население. Таким образом, вполне логично, что в 24 из 25 стран с ненулевым индексом риска вооруженных конфликтов индекс террористической угрозы превышает нулевой порог (исключение составляет лишь Эритрея).
С 2014-го по 2018-й вооруженные конфликты унесли жизни в среднем 15 тыс. человек в год – почти в три раза больше, чем в среднем с 2004 года по 2008-й. С другой стороны, среднегодовое число жертв вооруженных конфликтов за последние пять лет составляет лишь половину от числа жертв конфликтов в 1990-е, когда в год гибло более 30 тыс. человек (цифра не учитывает геноцида в Руанде с апреля по июль 1994 года, где, по разным оценкам, было уничтожено от 500 тыс. до 1 млн человек народности тутси. Геноцид был назван крупнейшим со времен Второй мировой войны. – Прим. BRICS Business Magazine). В то же время Африка – далеко не основной «виновник» гибели людей в военных конфликтах, если сопоставить статистику континента и общемировую. Так, война в Сирии стала причиной гибели 23% от общего числа людей, павших жертвами вооруженных конфликтов в мире с 2014 по 2018 год, а конфликт в Афганистане – 19%. Конфликты на всем Африканском континенте за тот же период стали причиной гибели лишь 14,4% от общемирового числа жертв вооруженных конфликтов.
С другой стороны, с 2013-го по 2017-й на Африку пришлось 28% от общемирового числа жертв терактов – на 10% больше, чем за предыдущие пять лет. Тем не менее необходимо отметить, что и по среднегодовому числу жертв терактов Африка находится не на первом месте. Гораздо больше людей ежегодно гибнут в результате терактов на Ближнем Востоке (Ирак, Йемен, Сирия) и в Южной Азии (Афганистан, Пакистан) – подробнее см. график 4.
В Африке основные организаторы террористических атак – исламистские группировки, особенно те, что действуют в горячих точках тропической Африки, а также в Ливии и в Египте. На эти страны приходится почти 60% от общего числа жертв терактов на континенте. Кения и Мозамбик с индексами террористической угрозы 62 и 44% также входят в число самых нестабильных стран в рейтинге Coface, в основном из-за высокой активности радикальных исламистских бандформирований (аш-Шабаб в Кении и Ансар аль-Сунна в Мозамбике). Наконец, в список 10 стран с самыми высокими индексами риска вооруженных конфликтов и террористической угрозы входят также Камерун (особенно страдает от деятельности Боко Харам), ЦАР и Демократическая Республика Конго.
Карта 1 демонстрирует эту динамику и особенно высокую концентрацию риска конфликтов и террористических атак в ряде регионов Африки. Видны нестабильность в странах тропической Африки (особенно в области вокруг озера Чад), влияние обстановки в Сомали на уровень рисков в Кении, дестабилизацию региона Киву и Демократической Республики Конго в целом в результате восстания группировки Камвина Нсапу.
Можно сделать вывод, что вооруженные конфликты на Африканском континенте локализованы, а эскалация и увеличение числа вооруженных конфликтов в Африке необязательно подразумевают их разрастание по территории континента.
Что касается регионов, где риск вооруженных конфликтов и терактов низок, то это юг Африки, за исключением ЮАР, где остро стоит проблема заказных политических убийств.
Интересно, что в Мавритании индекс террористической угрозы составляет на данный момент 0% – в стране с 2011 года не произошло ни единого теракта. Марокко с индексом 1% также заслуживает статус относительно безопасной страны в регионе.
Стоит учесть, что индексы риска вооруженных конфликтов и террористической угрозы достоверно отражают «градус накала» обстановки, но при их расчете учитываются данные лишь о крупных событиях, поэтому по ним нельзя судить об уровне безопасности в стране в целом. При расчете индекса политического риска также учитываются только масштабные столкновения, которые могут привести к радикальным переменам в стране.
С другой стороны, с 2013-го по 2017-й на Африку пришлось 28% от общемирового числа жертв терактов – на 10% больше, чем за предыдущие пять лет. Тем не менее необходимо отметить, что и по среднегодовому числу жертв терактов Африка находится не на первом месте. Гораздо больше людей ежегодно гибнут в результате терактов на Ближнем Востоке (Ирак, Йемен, Сирия) и в Южной Азии (Афганистан, Пакистан) – подробнее см. график 4.
В Африке основные организаторы террористических атак – исламистские группировки, особенно те, что действуют в горячих точках тропической Африки, а также в Ливии и в Египте. На эти страны приходится почти 60% от общего числа жертв терактов на континенте. Кения и Мозамбик с индексами террористической угрозы 62 и 44% также входят в число самых нестабильных стран в рейтинге Coface, в основном из-за высокой активности радикальных исламистских бандформирований (аш-Шабаб в Кении и Ансар аль-Сунна в Мозамбике). Наконец, в список 10 стран с самыми высокими индексами риска вооруженных конфликтов и террористической угрозы входят также Камерун (особенно страдает от деятельности Боко Харам), ЦАР и Демократическая Республика Конго.
Карта 1 демонстрирует эту динамику и особенно высокую концентрацию риска конфликтов и террористических атак в ряде регионов Африки. Видны нестабильность в странах тропической Африки (особенно в области вокруг озера Чад), влияние обстановки в Сомали на уровень рисков в Кении, дестабилизацию региона Киву и Демократической Республики Конго в целом в результате восстания группировки Камвина Нсапу.
Можно сделать вывод, что вооруженные конфликты на Африканском континенте локализованы, а эскалация и увеличение числа вооруженных конфликтов в Африке необязательно подразумевают их разрастание по территории континента.
Что касается регионов, где риск вооруженных конфликтов и терактов низок, то это юг Африки, за исключением ЮАР, где остро стоит проблема заказных политических убийств.
Интересно, что в Мавритании индекс террористической угрозы составляет на данный момент 0% – в стране с 2011 года не произошло ни единого теракта. Марокко с индексом 1% также заслуживает статус относительно безопасной страны в регионе.
Стоит учесть, что индексы риска вооруженных конфликтов и террористической угрозы достоверно отражают «градус накала» обстановки, но при их расчете учитываются данные лишь о крупных событиях, поэтому по ним нельзя судить об уровне безопасности в стране в целом. При расчете индекса политического риска также учитываются только масштабные столкновения, которые могут привести к радикальным переменам в стране.
Возможна ли суданская весна
в Тропической Африке?
В основе модели оценки политических рисков Coface – гипотеза, что определенного рода трещины в фундаменте политической системы страны повышают риск народного восстания или дестабилизации политической обстановки в стране по иным причинам. Трещины – факторы, связанные с природой политического режима, организацией институтов власти, степенью политической свободы и уровнем однородности населения. Демократические процедуры (по крайней мере, в аспекте выборности институтов власти) с начала 1990-х годов распространены на континенте достаточно широко, однако на практике африканские страны, провозглашающие приверженность демократии, часто не могут обеспечить реализацию ее норм ввиду слабости государственных институтов и отсутствия прочного политического фундамента. В числе таких стран можно отметить, например, Демократическую Республику Конго, Судан и Алжир.
Исследование экспертов Coface показывает, что средний индекс политической напряженности на континенте на 15 п. п. выше среднего мирового значения. Африка уступает только Ближнему Востоку, пускай и ненамного – всего на 2 п. п. Такой существенный отрыв от общемирового среднего значения объясняется слабостью институтов власти в большинстве стран, ограниченностью политического выбора (часто проведение многопартийных выборов – лишь дань формальности или фикция), ограничением свободы слова, а также сильной этнической, языковой и религиозной раздробленностью населения. Самый высокий индекс общественно-политической напряженности – 91% – был зафиксирован в Эритрее в 2018 году (см. график 8). Всего шесть стран континента имеют индекс общественно-политической напряженности ниже глобального медианного значения (Ботсвана, Маврикий, Мадагаскар, Сан-Томе и Принсипи, Кабо-Верде и Тунис), таким образом, нестабильностью охвачена подавляющая часть Африканского континента. Хотя средний индекс общественно-политической напряженности в Африке остается высоким, с 2010 по 2018 год он снизился почти на 2 п. п. (см. график 6). Такой результат можно считать следствием существенного улучшения обстановки в ряде стран – в частности в Кот-д’Ивуаре после электорального кризиса 2010–2011 годов (снижение индекса с 97 до 65%), Тунисе после недавней революции (снижение с 45 до 16%) и Буркина-Фасо после отставки Компаоре (с 73 до 63%).
Часто неблагоприятные радикальные сценарии – следствие высокого индекса не политической, а социальной напряженности. Иллюстрацией этого можно считать недавние волнения в Судане. В 2018 году власти страны приняли решение повысить цены на хлеб в три раза (в качестве одной из мер по выводу Судана из экономического кризиса), что спровоцировало массовые протесты и демонстрации, которые привели к свержению Омара аль-Башира, находившегося у руля государства 30 лет. Значение индекса социальной напряженности Coface накануне кризиса в Судане четко указывало на высокий риск массовых народных волнений. Страна не только находилась на втором месте в рейтинге (после Ливии), но также продемонстрировала рост этого индекса на 9 п. п. (с 62 до 71%) за период с 2008 года по 2018-й.
Сегодня средний индекс социальной напряженности на Африканском континенте находится едва ли не на самом высоком за последние 10 лет уровне. Рекордное среднее значение было зафиксировано только накануне так называемой арабской весны 2010 года. Однако в текущий момент очевидно, что, если в 2010 году резко росло недовольство населения существовавшим порядком, сейчас растет в основном доступ к мобильной связи и интернету – средствам для организации и координации народных протестов.
Почти во всех странах континента (за исключением Эритреи, Ливии и Чада) индекс доступности инструментов мобилизации за последние годы существенно вырос. Например, в Джибути рост этого показателя составил 20 п. п. с 2008 по 2018 год, в Гане – 15 п. п., в ЮАР – 12 п. п., в Камеруне – 11 п. п. Недавние события в Алжире и Судане продемонстрировали роль социальных сетей в мобилизации народных масс и организации протестов. Более того, власти некоторых государств (Демократической Республики Конго, Габона, Судана, Бенина) при растущем риске народных волнений предпочитают сразу отключать интернет во всей стране под предлогом соблюдения интересов национальной безопасности.
Высший индекс доступности инструментов мобилизации за 11 лет наблюдения отмечается в пяти североафриканских странах: Алжире, Египте, Ливии, Марокко и Тунисе. К югу от Сахары также отмечается некоторый прогресс в данном аспекте, однако только на Маврикии, в Кабо-Верде, Габоне и ЮАР этот индекс превышает средний мировой показатель. С другой стороны, в 80% из 45 стран Африканского континента индекс социальной напряженности больше аналогичного среднего мирового показателя.
Индекс доступности инструментов мобилизации может привести к всплескам протестных выступлений. Высокая напряженность в обществе увеличивает риск политической дестабилизации, что видно на примере протестов в Судане, демонстраций в Алжире, на родных волнений после роста цен на топливо в Зимбабве, попытки государственного переворота в Габоне. В Ливии (см. график 9) даже через девять лет после падения режима Муаммара Каддафи социально-экономические условия крайне неблагоприятны из-за политической нестабильности и неутихающих вооруженных стычек. В Египте, несмотря на насильственное отстранение от власти Хосни Мубарака в 2011 году и Мухаммеда Мурси в 2013-м, индекс социальной напряженности также на достаточно высоком уровне. Даже относительная стабилизация экономики и программа кредитной поддержки государства, объявленная Международным валютным фондом, не смогли снизить напряженность в египетском обществе, которая, согласно индексу Coface, до сих пор остается на уровне 2009–2010 годов. В долгосрочной перспективе причиной новых общественных волнений могут стать, например, неблагоприятная обстановка на рынке труда и высокая инфляция – факторы, которые нагнетают напряженность в египетском обществе, несмотря на конституционную реформу, которая была вынесена на референдум и по итогам которой текущий президент Абдул-Фаттах Ас-Сиси сможет баллотироваться на третий срок на выборах 2024 года.
в Тропической Африке?
В основе модели оценки политических рисков Coface – гипотеза, что определенного рода трещины в фундаменте политической системы страны повышают риск народного восстания или дестабилизации политической обстановки в стране по иным причинам. Трещины – факторы, связанные с природой политического режима, организацией институтов власти, степенью политической свободы и уровнем однородности населения. Демократические процедуры (по крайней мере, в аспекте выборности институтов власти) с начала 1990-х годов распространены на континенте достаточно широко, однако на практике африканские страны, провозглашающие приверженность демократии, часто не могут обеспечить реализацию ее норм ввиду слабости государственных институтов и отсутствия прочного политического фундамента. В числе таких стран можно отметить, например, Демократическую Республику Конго, Судан и Алжир.
Исследование экспертов Coface показывает, что средний индекс политической напряженности на континенте на 15 п. п. выше среднего мирового значения. Африка уступает только Ближнему Востоку, пускай и ненамного – всего на 2 п. п. Такой существенный отрыв от общемирового среднего значения объясняется слабостью институтов власти в большинстве стран, ограниченностью политического выбора (часто проведение многопартийных выборов – лишь дань формальности или фикция), ограничением свободы слова, а также сильной этнической, языковой и религиозной раздробленностью населения. Самый высокий индекс общественно-политической напряженности – 91% – был зафиксирован в Эритрее в 2018 году (см. график 8). Всего шесть стран континента имеют индекс общественно-политической напряженности ниже глобального медианного значения (Ботсвана, Маврикий, Мадагаскар, Сан-Томе и Принсипи, Кабо-Верде и Тунис), таким образом, нестабильностью охвачена подавляющая часть Африканского континента. Хотя средний индекс общественно-политической напряженности в Африке остается высоким, с 2010 по 2018 год он снизился почти на 2 п. п. (см. график 6). Такой результат можно считать следствием существенного улучшения обстановки в ряде стран – в частности в Кот-д’Ивуаре после электорального кризиса 2010–2011 годов (снижение индекса с 97 до 65%), Тунисе после недавней революции (снижение с 45 до 16%) и Буркина-Фасо после отставки Компаоре (с 73 до 63%).
Часто неблагоприятные радикальные сценарии – следствие высокого индекса не политической, а социальной напряженности. Иллюстрацией этого можно считать недавние волнения в Судане. В 2018 году власти страны приняли решение повысить цены на хлеб в три раза (в качестве одной из мер по выводу Судана из экономического кризиса), что спровоцировало массовые протесты и демонстрации, которые привели к свержению Омара аль-Башира, находившегося у руля государства 30 лет. Значение индекса социальной напряженности Coface накануне кризиса в Судане четко указывало на высокий риск массовых народных волнений. Страна не только находилась на втором месте в рейтинге (после Ливии), но также продемонстрировала рост этого индекса на 9 п. п. (с 62 до 71%) за период с 2008 года по 2018-й.
Сегодня средний индекс социальной напряженности на Африканском континенте находится едва ли не на самом высоком за последние 10 лет уровне. Рекордное среднее значение было зафиксировано только накануне так называемой арабской весны 2010 года. Однако в текущий момент очевидно, что, если в 2010 году резко росло недовольство населения существовавшим порядком, сейчас растет в основном доступ к мобильной связи и интернету – средствам для организации и координации народных протестов.
Почти во всех странах континента (за исключением Эритреи, Ливии и Чада) индекс доступности инструментов мобилизации за последние годы существенно вырос. Например, в Джибути рост этого показателя составил 20 п. п. с 2008 по 2018 год, в Гане – 15 п. п., в ЮАР – 12 п. п., в Камеруне – 11 п. п. Недавние события в Алжире и Судане продемонстрировали роль социальных сетей в мобилизации народных масс и организации протестов. Более того, власти некоторых государств (Демократической Республики Конго, Габона, Судана, Бенина) при растущем риске народных волнений предпочитают сразу отключать интернет во всей стране под предлогом соблюдения интересов национальной безопасности.
Высший индекс доступности инструментов мобилизации за 11 лет наблюдения отмечается в пяти североафриканских странах: Алжире, Египте, Ливии, Марокко и Тунисе. К югу от Сахары также отмечается некоторый прогресс в данном аспекте, однако только на Маврикии, в Кабо-Верде, Габоне и ЮАР этот индекс превышает средний мировой показатель. С другой стороны, в 80% из 45 стран Африканского континента индекс социальной напряженности больше аналогичного среднего мирового показателя.
Индекс доступности инструментов мобилизации может привести к всплескам протестных выступлений. Высокая напряженность в обществе увеличивает риск политической дестабилизации, что видно на примере протестов в Судане, демонстраций в Алжире, на родных волнений после роста цен на топливо в Зимбабве, попытки государственного переворота в Габоне. В Ливии (см. график 9) даже через девять лет после падения режима Муаммара Каддафи социально-экономические условия крайне неблагоприятны из-за политической нестабильности и неутихающих вооруженных стычек. В Египте, несмотря на насильственное отстранение от власти Хосни Мубарака в 2011 году и Мухаммеда Мурси в 2013-м, индекс социальной напряженности также на достаточно высоком уровне. Даже относительная стабилизация экономики и программа кредитной поддержки государства, объявленная Международным валютным фондом, не смогли снизить напряженность в египетском обществе, которая, согласно индексу Coface, до сих пор остается на уровне 2009–2010 годов. В долгосрочной перспективе причиной новых общественных волнений могут стать, например, неблагоприятная обстановка на рынке труда и высокая инфляция – факторы, которые нагнетают напряженность в египетском обществе, несмотря на конституционную реформу, которая была вынесена на референдум и по итогам которой текущий президент Абдул-Фаттах Ас-Сиси сможет баллотироваться на третий срок на выборах 2024 года.
«Особо хрупкие» страны
Индекс Coface, однако, позволяет не только оценить события на Африканском континенте в ретроспективе, но и указать, в каких странах повышен риск реализации неблагоприятных общественно-политических сценариев уже в ближайшем будущем. При составлении списка таких «особо хрупких» стран эксперты Coface опирались на два критерия:
Высокий (выше среднего значения – 55%) индекс общественно-политической напряженности по результатам 2018 года.
Увеличение этого индекса, по крайней мере, на 2% с 2008 по 2018 год.
На основе этих критериев особенно высокий уровень риска реализации неблагоприятных общественно-политических сценариев экономисты Coface отмечают в настоящий момент в 10 странах континента. В список вошли Ангола, Камерун, Чад, Джибути, Египет, Эфиопия, Мавритания, Мозамбик, Уганда и Демократическая Республика Конго.
Некоторые из перечисленных стран уже сегодня переживают период радикальных перемен. Ангола и Эфиопия, несмотря на серьезные политические изменения, произошедшие в этих государствах в 2017 и 2018 годах соответственно, все же вошли в список 10 наиболее «взрывоопасных» стран. Несмотря на реформы, проведенные президентом Жоау Лоуренсу в Анголе и премьер-министром Абием Ахмедом Али в Эфиопии, экономический кризис после падения цен на нефть в Анголе, а также межэтническое, социальное и политическое напряжение сохраняются. Демократическая Республика Конго, где в результате нескольких хаотичных выборов Феликс Чисекеди сменил на президентском посту Жозефа Кабилу, также остается в категории стран повышенного риска. Обвинения в подтасовках на выборах и победа партии Жозефа Кабилы на парламентских выборах позволяют заподозрить, что Кабила по-прежнему продолжает управлять одной из беднейших стран мира из закулисья.
Пристального внимания заслуживает и Камерун, где президент Поль Бийя остается на посту уже седьмой срок подряд. В стране усиливается общественная раздробленность, особенно в англоговорящих регионах, а социально-экономические условия, в которых живет большинство камерунцев, остаются крайне тяжелыми. Наконец, в список также попали Джибути, Чад и Уганда, в которых, как и в Камеруне, политические лидеры ставят рекорды длительности пребывания на высших властных постах (см. график 3).
Еще одной страной, в которой общественно-политическая обстановка остается взрывоопасной, можно считать Мозамбик. В стране до сих пор продолжаются трения и стычки между Фронтом освобождения Мозамбика (ФРЕЛИМО) и Мозамбикским национальным сопротивлением (РЕНАМО) – вооруженной группировкой, которая лишь недавно зарегистрировалась как политическая партия и угрожает процессу мирного урегулирования гражданской войны в стране, запущенному в 2016 году. История, насыщенная вооруженными конфликтами, вкупе с тяжелыми социально-экономическими условиями (которые усугубляют, в частности, долговой кризис и разгул стихии в начале 2019 года), а также недовольство населения повсеместной коррупцией могут стать причинами новых стычек и волнений в ближайшем будущем.
Следует отметить, что даже те страны, в которых индекс общественно-политической напряженности снизился, но остался при этом выше среднего по континенту, продемонстрировали высокий уровень политической нестабильности. Так, в Того за последние несколько лет шли протесты против конституционной реформы, которая позволила бы президенту Фору Гнассингбе баллотироваться на новый срок в 2020 и 2025 годах. Зимбабве также стоит отметить в качестве одной из самых политически нестабильных стран континента В верхней левой части графика 2 расположились страны, индексы общественно-политической нестабильности которых существенно выросли, но пока остаются ниже среднего по Африке. В Мали политический климат ухудшает высокий риск вооруженных конфликтов и терактов. В Танзании и Замбии народ чаще и громче выражает недовольство авторитаризмом государственной власти в лице администраций президентов Джона Магуфули и Эдгара Лунгу соответственно.
Наконец, стоит отметить страны, попавшие за период наблюдения из нижней правой части графика в левую. Самое существенное снижение индекса общественно-политической напряженности за рассматриваемый период показали Тунис и Кот-д’Ивуар. Революция 2010 года в Тунисе и политический кризис 2010–2011 годов в Кот-д’Ивуаре позволили народам этих стран «выпустить пар». Примерно то же самое произошло и после попытки госпереворота в Буркина-Фасо. Ни одна из перечисленных стран, впрочем, не застрахована от риска радикальных сценариев.
«К сожалению, Африка остается очагом общественно-политической напряженности на протяжении не первого десятка лет. Внутренние и внешние общественно-политические конфликты перерастают в вооруженные конфронтации, охватывающие регионы Африканского континента. Разумеется, условия военного времени – это не те условия, в которых международный бизнес готов вкладываться в развитие филиалов и производственных мощностей на территории африканских стран, – отмечает Василий Чекулаев, генеральный директор Coface Россия. – Да, безусловно, мы видим, что в относительно безопасных с точки зрения соблюдения норм международного права странах Африки предприниматели, несмотря на все потенциальные риски, могут наладить достаточно устойчивый бизнес. Тем не менее еще со времен Второй мировой войны крупные компании четко осознают, что политическая нестабильность – это мощный и крайне непредсказуемый фактор риска. В худшем случае радикальный политический сценарий может стоить компании не только потери рынка вследствие резкого снижения покупательной способности местного населения, но и утраты контроля над товарными запасами, а также под движимой и недвижимой коммерческой собственностью».
Coface – компания, специализирующаяся на торговом страховании и управлении рисками, анализирует риски в различных странах и отраслях экономики.
Индекс Coface, однако, позволяет не только оценить события на Африканском континенте в ретроспективе, но и указать, в каких странах повышен риск реализации неблагоприятных общественно-политических сценариев уже в ближайшем будущем. При составлении списка таких «особо хрупких» стран эксперты Coface опирались на два критерия:
Высокий (выше среднего значения – 55%) индекс общественно-политической напряженности по результатам 2018 года.
Увеличение этого индекса, по крайней мере, на 2% с 2008 по 2018 год.
На основе этих критериев особенно высокий уровень риска реализации неблагоприятных общественно-политических сценариев экономисты Coface отмечают в настоящий момент в 10 странах континента. В список вошли Ангола, Камерун, Чад, Джибути, Египет, Эфиопия, Мавритания, Мозамбик, Уганда и Демократическая Республика Конго.
Некоторые из перечисленных стран уже сегодня переживают период радикальных перемен. Ангола и Эфиопия, несмотря на серьезные политические изменения, произошедшие в этих государствах в 2017 и 2018 годах соответственно, все же вошли в список 10 наиболее «взрывоопасных» стран. Несмотря на реформы, проведенные президентом Жоау Лоуренсу в Анголе и премьер-министром Абием Ахмедом Али в Эфиопии, экономический кризис после падения цен на нефть в Анголе, а также межэтническое, социальное и политическое напряжение сохраняются. Демократическая Республика Конго, где в результате нескольких хаотичных выборов Феликс Чисекеди сменил на президентском посту Жозефа Кабилу, также остается в категории стран повышенного риска. Обвинения в подтасовках на выборах и победа партии Жозефа Кабилы на парламентских выборах позволяют заподозрить, что Кабила по-прежнему продолжает управлять одной из беднейших стран мира из закулисья.
Пристального внимания заслуживает и Камерун, где президент Поль Бийя остается на посту уже седьмой срок подряд. В стране усиливается общественная раздробленность, особенно в англоговорящих регионах, а социально-экономические условия, в которых живет большинство камерунцев, остаются крайне тяжелыми. Наконец, в список также попали Джибути, Чад и Уганда, в которых, как и в Камеруне, политические лидеры ставят рекорды длительности пребывания на высших властных постах (см. график 3).
Еще одной страной, в которой общественно-политическая обстановка остается взрывоопасной, можно считать Мозамбик. В стране до сих пор продолжаются трения и стычки между Фронтом освобождения Мозамбика (ФРЕЛИМО) и Мозамбикским национальным сопротивлением (РЕНАМО) – вооруженной группировкой, которая лишь недавно зарегистрировалась как политическая партия и угрожает процессу мирного урегулирования гражданской войны в стране, запущенному в 2016 году. История, насыщенная вооруженными конфликтами, вкупе с тяжелыми социально-экономическими условиями (которые усугубляют, в частности, долговой кризис и разгул стихии в начале 2019 года), а также недовольство населения повсеместной коррупцией могут стать причинами новых стычек и волнений в ближайшем будущем.
Следует отметить, что даже те страны, в которых индекс общественно-политической напряженности снизился, но остался при этом выше среднего по континенту, продемонстрировали высокий уровень политической нестабильности. Так, в Того за последние несколько лет шли протесты против конституционной реформы, которая позволила бы президенту Фору Гнассингбе баллотироваться на новый срок в 2020 и 2025 годах. Зимбабве также стоит отметить в качестве одной из самых политически нестабильных стран континента В верхней левой части графика 2 расположились страны, индексы общественно-политической нестабильности которых существенно выросли, но пока остаются ниже среднего по Африке. В Мали политический климат ухудшает высокий риск вооруженных конфликтов и терактов. В Танзании и Замбии народ чаще и громче выражает недовольство авторитаризмом государственной власти в лице администраций президентов Джона Магуфули и Эдгара Лунгу соответственно.
Наконец, стоит отметить страны, попавшие за период наблюдения из нижней правой части графика в левую. Самое существенное снижение индекса общественно-политической напряженности за рассматриваемый период показали Тунис и Кот-д’Ивуар. Революция 2010 года в Тунисе и политический кризис 2010–2011 годов в Кот-д’Ивуаре позволили народам этих стран «выпустить пар». Примерно то же самое произошло и после попытки госпереворота в Буркина-Фасо. Ни одна из перечисленных стран, впрочем, не застрахована от риска радикальных сценариев.
«К сожалению, Африка остается очагом общественно-политической напряженности на протяжении не первого десятка лет. Внутренние и внешние общественно-политические конфликты перерастают в вооруженные конфронтации, охватывающие регионы Африканского континента. Разумеется, условия военного времени – это не те условия, в которых международный бизнес готов вкладываться в развитие филиалов и производственных мощностей на территории африканских стран, – отмечает Василий Чекулаев, генеральный директор Coface Россия. – Да, безусловно, мы видим, что в относительно безопасных с точки зрения соблюдения норм международного права странах Африки предприниматели, несмотря на все потенциальные риски, могут наладить достаточно устойчивый бизнес. Тем не менее еще со времен Второй мировой войны крупные компании четко осознают, что политическая нестабильность – это мощный и крайне непредсказуемый фактор риска. В худшем случае радикальный политический сценарий может стоить компании не только потери рынка вследствие резкого снижения покупательной способности местного населения, но и утраты контроля над товарными запасами, а также под движимой и недвижимой коммерческой собственностью».
Coface – компания, специализирующаяся на торговом страховании и управлении рисками, анализирует риски в различных странах и отраслях экономики.
