Пора действовать

Год назад председатель и гендиректор компании BlackRock Ларри Финк написал письмо для пятисот глав компаний и попросил их задуматься о смысле своей деятельности. «Для долгосрочного процветания, – писал он, – каждая компания должна демонстрировать не только хорошие финансовые показатели, но и позитивный вклад в общество».

По мнению Финка, избыточное внимание компаний к краткосрочным показателям мешает им создавать больше стоимости в долгосрочной перспективе. Некоторые известные политики, включая американского сенатора Элизабет Уоррен и премьер-министра Британии Терезу Мэй (до того как брексит уничтожил ее политическую повестку), также выступают за более инклюзивную и менее хищническую форму капитализма.

Но несмотря на все эти призывы к действию, мало что меняется. Финансовый сектор по-прежнему озабочен лишь самим собой и инвестирует главным образом в страхование и недвижимость. Компании также стали излишне финансиализированы и расходуют больше средств на выкуп собственных акций и дивиденды, чем на развитие человеческого капитала, а  также оборудование, исследования и разработки. Мания выкупа собственных акций налицо и в таких компаниях, как Apple, где снижение инновационности трудно не связать с неспособностью компании к реинвестированию. Предприятия уверенно рассуждают о корпоративной социальной ответственности, социальном воздействии и социальных целях, но не многие делают эти задачи основными.

Финк заявляет, что фокус компаний должен быть шире – «акционеры, работники, клиенты, а также населенные пункты, в которых они работают». Но для этого нужны структуры корпоративного управления, которые будут создавать максимальную стоимость для всех заинтересованных сторон, а не только для акционеров. Ни Финк, ни остальные светила бизнеса, похоже, не готовы идти по этому «скандинавскому» пути.

Для реальных изменений нужно, чтобы высокие цели легли в основу того, как определяют стоимость компании, правительства и экономическая теория. Как я пишу в своей новой книге, для Адама Смита и Карла Маркса в основе понимания стоимости лежали объективные условия производства – разделение труда, машины и оборудование, отношения труда и капитала. Но в ­неоклассической экономической науке стоимость стала всего лишь производной обмена. Только то, что имеет цену, обладает ценностью, при этом коллективные усилия игнорируются, поскольку имеют значение лишь индивидуальные решения. Даже зарплаты рассматриваются как результат выбора людей, стремящихся к максимизации полезности, делающих выбор между отдыхом и трудом.

Согласно этим неоклассическим взглядам, правительства – в лучшем случае – могут заниматься перераспределением стоимости, созданной где-то еще. Более того, в ВВП не учитывается стоимость базовых государственных услуг, в частности, здравоохранения и образования. Зато в ВВП учитываются их издержки, например зарплаты учителей, поэтому госслужащие не могут заявить, что они столь же «производительны», как, согласно печально знаменитому заявлению, сделанному в 2009 году бывшим гендиректором банка Goldman Sachs Ллойдом Бланкфейном, сотрудники этого банка.

Неудивительно, что чиновники, которых постоянно обвиняют в «вытеснении» бизнеса, придерживаются убеждения, что им следует ограничиваться лишь исправлением ошибок рынка. Но государственные организации, которые отправили человека на Луну и изобрели интернет, не просто исправляли ошибки рынка. У них были амбиции, высокая цель и миссия.

Чтобы реально действовать ради высоких целей, нужно осознать, что стоимость создается коллективно, выстроить более симбиотические партнерства с участием государственных и частных институтов, а также гражданского общества. В этом процессе мы должны ответить на три вопроса: какую стоимость надо создавать, как оценивать социальную значимость, как делить полученные выгоды.

Пол Полман, недавно покинувший пост гендиректора Unilever, пытается сориентировать компании на создание стоимости с учетом значимых целей, прежде всего 17 «Целей устойчивого развития» (ЦУР) ООН. Конечно, ни государственный, ни частный сектор в одиночку не смогут выполнить все 169 конкретных задач, которые содержит программа ЦУР. Но правительства могут использовать эти цели для запуска инициатив, которые потребуют инвестиций и инноваций от множества государственных и частных структур, организаций гражданского общества. Я отстаивала именно такие подходы в докладе, который позднее стал ключевой частью программы «Горизонт-2020» Европейской комиссии.

Также компании, оценивающие свою социальную значимость, должны сосредоточиться на конкретных шагах, чтобы помочь решению проблем. Финансовые институты могли бы перестать оценивать кредиты в категориях компаний или стран, и начать рассматривать их с точки зрения деятельности, помогающей конкретным миссиям, например очистке океана от пластика. Правительствам следует меньше помогать конкретным компаниям, а больше опираться на госзакупки и схемы для содействия корпоративным инновациям, нацеленным на достижение ЦУР. Иными словами, следует в меньшей степени выбирать чемпионов и в большей – игроков доброй воли.

Наконец, компании должны делиться доходами, а также рисками создания стоимости. Бизнес получает огромную выгоду не только от государственных инвестиций в образование, исследования и базовую инфраструктуру, но и в технологии, подобные тем, благодаря которым сегодня работают смартфоны. Это означает, что правительства могли бы получать больше доходов от тех выгод, которые приносят эти инвестиции, для покрытия убытков, возникших из-за принятых рисков. Например, они могли бы брать доли в компаниях, подобных Tesla, которая получила такой же объем господдержки, как и обанкротившаяся компания Solyndra. Или же они могли бы генерировать немонетарную выгоду, определяя условия ценообразования на товары (например, медикаменты), которые были созданы со значительными государственными инвестициями, и формируя правила управления знаниями с целью гарантировать отсутствие злоупотреблений в патентной системе. Аналогичным образом создание условий для реинвестирования корпоративных прибылей позволило бы сократить накопление компаниями денежных средств и объемы выкупа акций. Можно привести пример: после создания Bell Labs монополии, подобные AT&T, были вынуждены реинвестировать свои прибыли. Сегодня эта смелость утрачена.