Есть ли жизнь под санкциями
Жизнь в условиях санкционного давления не сахар, но и не приговор. Об этом свидетельствует опыт Ирана и Китая, сумевших перестроить и успешно развивать свои экономики в условиях растянутых на десятилетия жестких международных ограничений. В чем специфика этого опыта и что из него могла бы взять на вооружение современная Россия, в рамках экспертной дискуссии на площадке Школы управления СКОЛКОВО обсудили Владимир Коровкин, Алексей Маслов и Никита Смагин.
Иран: экономика сопротивления
Четыре десятилетия западных санкций не разрушили экономику
Ирана. Напротив, страна не только научилась обеспечивать себя всеми жизненно
важными продуктами и технологиями, но даже успешно экспортирует их в соседние
регионы. Выстроив «экономику сопротивления», Иран прилагает усилия к снятию
внешних ограничений, но готов продолжать развиваться даже и в условиях их
сохранения.
Владимир Коровкин (В.К.)
Самый жесткий пакет санкций против Ирана, включая отключение от SWIFT,
ограничения на экспорт нефти, был введен в 2011 году и с тех пор сохраняется
почти в неизменном виде. Все это время иранская экономика демонстрирует
устойчивый спад: в номинальных долларах иранский ВВП с тех пор сократился
примерно втрое. Спад прерывался только в 2016 и 2017 годах, после отмены
значительной части санкций после подписания ядерной сделки с администрацией
Барака Обамы. Однако при Дональде Трампе США отменили сделку, а санкции были
возвращены. Переговоры по поводу новой ядерной сделки с администрацией Джозефа
Байдена продолжаются, но их исход пока неочевиден.
Никита Смагин (Н.С.) Надо
понимать, что к 2011–2012 году, к моменту введения самых жестких ограничений,
Иран был под санкциями уже многие годы. То есть страна уже была настроена на
строительство «экономики сопротивления», как ее принято называть.
При этом, конечно, произошла переориентация внешней торговли
на страны, которые, во-первых, были готовы частично или полностью уйти от
торговли в долларах. Во-вторых, на страны, которые нуждаются и могут импортировать
иранские товары. В первую очередь это страны региона, включая Китай, Россию,
Турцию, ОАЭ, Ирак.
В.К. Несмотря на
десятилетия жизни под санкциями, Иран производит впечатление гораздо более
цивилизованной страны, чем можно было бы ожидать, глядя на ее экономические
показатели. Качество инфраструктуры, жилья, в целом уровень жизни в Иране
заметно выше, чем в странах с сопоставимой величиной ВВП. Здесь очень мало
бедности для страны с подобным давлением на экономику, хотя нет и
сверхбогатства. Скорее это страна выровненного, довольно приличного уровня
жизни.
При этом иранская экономика не развалилась и далеко не
ограничивается добычей энергоресурсов. Например, Иран – успешный производитель
бытовой техники, которую он экспортирует, и делает это довольно эффективно. В
том числе в соседний Ирак, который выступает для Ирана крупным внешним рынком,
но также в Турцию, страны Ближнего Востока.
Иран имеет очень развитое сельское хозяйство. По большому
количеству продукции сельхозпроизводства страна находится на первых местах в
мире как экспортер.
Более того, в Иране довольно развитый автопром. Мало кто
знает, но здесь производят больше автомобилей, чем, например, в Италии. Пусть
это даже не самые современные машины, но их дефицита на иранском рынке нет.
Н.С. Нефтехимия –
еще одна сфера, в которой Иран тоже явно преуспел. Санкции дали сильный толчок
развитию этой отрасли, потому что страна оказалась практически полностью
отрезанной от иностранных поставок. Ирану удалось наладить производство
бензина, нефтехимической продукции не только для собственных нужд, но начать ее
экспортировать.
То же можно сказать об электроэнергетике. Иран полностью
обеспечивает все внутренние потребности в электричестве и активно продает его в
соседние страны. Например, в Армению.
Наконец, сфера IT. Эта отрасль в Иране вынуждена действовать
в непростых условиях, и не только из-за санкций. Она испытывает большое
внутреннее давление из-за того, что многие возможности отключены или находятся
под ограничениями. Тем не менее там тоже есть заметные успехи.
Бизнес в цифре
Н.С. В Иране
множество успешных историй в IT-сфере. Важно, что страна не подписала
международную конвенцию о копирайте, поэтому местные компании могут
использовать любые пиратские продукты без ограничений. Местные программисты
признаются, что им доступно практически все необходимое для нормальной
профессиональной деятельности. Однако в большинстве случаев удается найти
альтернативные варианты. Это либо собственные аналоги программных продуктов,
либо пиратские версии оригинального софта. И это еще один способ обхода
санкций, который здесь используется широко.
Иран преуспел в IT-импортозамещении. Местным компаниям
удалось с успехом разработать и вывести на рынок аналоги многих из ставших
недоступными популярных иностранных приложений, сервисов, таких как Uber,
Amazon или YouТube.
Так, в Иране нет иностранных сервисов такси. По крайней мере их нет среди лидеров местного рынка – крупные мировые бренды, включая Uber, здесь участвовать не могут. Чтобы стать заметным, значимым на внутреннем рынке, таким локальным сервисам, как такси или доставка по аналогии с Amazon, потребовалось в среднем около пяти лет.
Ситуация с сервисами видеохостингов схожа, но имеет свою специфику. Так, все эти годы в Иране действует блокировка YouТube, но по факту большого смысла она не имеет из-за повального использования иранцами VPN. По этой причине местным онлайн-кинотеатрам или стриминговым платформам приходится конкурировать с западными гигантами – тем же YouТube или Netflix. Иранские сервисы научились это делать, и зачастую вполне успешно.
Тем не менее есть сферы, где заместить западные IT-продукты
так и не удалось. Например, несмотря на все попытки, в Иране пока не смогли
сделать свой конкурентоспособный мессенджер, свою популярную социальную сеть.
В.К. В Иране
действительно очень много цифрового предпринимательства. Все, что касается
потребительских сервисов, может быть воспроизведено местными компаниями. Иногда
действительно получается локализация известных мировых бизнес-моделей, но
только если речь идет о масштабе внутреннего рынка.
Сложнее с тем, когда важен эффект мирового масштаба. Как раз
по этой причине нельзя создать локальную социальную сеть, для успеха которой
нужны сотни миллионов, а еще лучше миллиарды участников.
Еще более сложная проблема – это корпоративное IT. Там
недостаточно просто утащить нелегальный кусок софта. Требуется экспертиза также
по его внедрению, налаживанию бизнес-процессов, нужны люди с опытом реализации
таких проектов. Взять его какими-то кулибинскими методами почти невозможно. В
этом смысле корпоративный IT-ландшафт в Иране выглядит гораздо более простым по
сравнению с тем, каким бы мог быть у корпораций с сопоставимым размером,
масштабом операций в Европе, в США, даже в России.
Известны попытки импортировать какие-то софтверные
приложения из России, которые упирались в банальную нехватку аппаратных
мощностей в Иране: имеющегося в наличии в стране железа недостаточно, чтобы
работать с новым продвинутым софтом. По той же причине не состоялись многие
попытки трансферта программного обеспечения: у иранцев нет возможности нарастить
свои аппаратные мощности, а у наших – адаптировать софт под иранское железо.
Обмен опытом
В.К. В России
пока нет своих аппаратных ограничений, поскольку отрезать всю аппаратную
мощность вдруг невозможно – все, что куплено, с нами. Но если у нас прекратится
или ограничится доступ к покупке современных машин на Западе, то постепенно мы
придем к дефициту. И нам опережающими темпами надо перестраивать свои
софтверные системы, чтобы на относительно меньшем аппаратном обеспечении мы
могли получать тот же функционал, те же результаты.
Н.С. Надо
понимать, что ситуация в Иране пока все еще хуже, чем в России. Поэтому многие
схемы, модели, которые Иран вынужден применять для обхода санкций, для России
пока не актуальны. В том числе при продаже своей нефти, получения за нее
валюты, которой в стране по-прежнему не хватает, для оплаты поставок нужных
Ирану товаров из-за рубежа.
С точки зрения тех же IT-технологий в России есть гораздо
более крупные и эффективные компании по сравнению с иранскими. Скорее всего,
они будут занимать еще больше места на рынке.
Иран предпринял меры, чтобы выйти на самообеспечение по
ключевым товарным позициям. В том числе по продукции сельского хозяйства. В
России это уже происходит и будет усиливаться.
Вероятно, иранский опыт пригодится России для поддержания
парка гражданских самолетов, средний возраст которых в зависимости от компаний
варьируется в пределах 20–30 лет. Примерно половина из имеющихся в Иране 300
самолетов прикованы к земле. По сути, они служат донором запасных частей для ремонта
летающих машин. Параллельно предпринимаются попытки приобрести технику на
черном рынке – отдельные запчасти и самолеты целиком. Покупка 15-летнего
лайнера у третьей страны считается большой удачей. Если учесть, что для полной
замены авиационного парка своими самолетами России в условиях эмбарго со
стороны Boeing и Airbus, по прогнозам, потребуется несколько десятилетий, нам
тоже придется идти этим путем.
Сокрытие финансовой отчетности со стороны банков, финансовых
учреждений с целью вывести торговые сделки, контрагентов из-под возможных
санкций – еще одна широко распространенная практика Ирана, которая пригодится и
нам. По сути, это увод значительной части экономики, особенно
экспортно-импортных операций, в серую сферу. И это не очень хорошо, поскольку автоматически
порождает коррупцию. Тем не менее мы вряд ли сможем этого избежать.
Наконец, майнинг – еще одна очень важная история, помогающая
Ирану обходить международные запреты. Сегодня страна обеспечивает примерно 5%
мировой «добычи» биткоина. Эта история должна быть востребована в новых
российских условиях.
В.К. Конечно, это
шаг в направлении расширения оборота цифровых валют, которые, безусловно,
любопытный вариант для обхода санкций в финансовой сфере. Алгоритмы биткоина,
эфира или других криптовалют устроены так, что в принципе не подразумевают
каких-то территориальных ограничений. По сути, они дают «заднюю дверь» в
мировую финансовую систему, как бы та ни отмахивалась.
Если принять тезис, что мир ускоренно движется в сторону
формирования макрорегионов, то в зависимости от конкретных конфигураций имеет
смысл создавать не отдельные национальные государственные криптовалюты, но
универсальные криптовалюты макрорегионов. Один из которых, возможно, будет
включать в себя Иран, Россию, Китай, отдельные страны постсоветского
пространства.
То есть валюту, которая одобрена регуляторами, но при этом
эмитируется скорее по принципу криптовалют, а не традиционных эмиссионных
центров. При этом она признается, на нее не накладываются законодательные,
регуляторные ограничения, которые сегодня существуют в отношении криптовалют в
отдельных странах макрорегиона – в России, Иране, Китае, Казахстане. Вот тогда
подобная наднациональная цифровая валюта действительно может стать полноценным
инструментом международных расчетов в силу особенностей своей архитектуры
избежать каких-то внешних ограничений.
Не отчаиваться
Н.С. В целом в
Иране существует консенсус, что под санкциями жить не надо. Поэтому мы видим,
все последние годы и предыдущий президент Хасан Рухани, и действующий президент
Ибрахим Раиси, несмотря на антизападную позицию, настойчиво говорят с США об их
отмене. Нынешние переговоры о ядерной сделке – как раз об этом.
Но даже если удастся добиться отмены санкций на этот раз,
Иран готов к тому, что в дальнейшем они могут быть возвращены в любой момент и
под любым предлогом – за региональную политику, за ракетную программу или по
другим причинам. Да, никто не хочет под ними жить, но вполне возможно, жить под
ними придется.
В.К. России надо
исходить из той же презумпции: санкции с нами как минимум надолго. У нас, как и
у Ирана, нет другого выхода, как
научиться с ними жить.
В этом контексте, первое, России так или иначе придется
опираться на внутренний рынок. И в этом смысле государство должно очень сильно
поменять отношение к предпринимательству, дать ему зеленый свет. Сделать все,
чтобы внутренний предприниматель был эффективен, успешен, развивался.
Второе, России предстоит научиться работать по-новому в
технологиях. В том числе в условиях ограниченных систем, функциональностей.
Третье, пример Ирана говорит, что, хотя жить под санкциями
действительно не хочется, не надо отчаиваться. Жизнь продолжится,
как-то по-своему сконфигурируется. Мы уже вышли из стадии шока
и начали думать о том, какие есть возможности. И это прекрасно.
Может быть, мы действительно найдем какие-то новые интересные конфигурации –
технологические, бизнесовые. Какие-то новые модели, которые еще никем
не были придуманы. Мы придумаем их для себя.
Китай: опыт здравого смысла
Ответ на санкции по-китайски: долгосрочное последовательное
развитие своей экономики с опорой на гигантский внутренний рынок и здравый
смысл.
Мало кто знает, но первые серьезные санкции были наложены на
Китай еще в далеком 1989 году после событий на площади Тяньаньмэнь. Хотя они
не сняты до сих пор, о них мало кто вспоминает, кроме специалистов. Большого
влияния на развитие экономики они не оказали.
Второй крупный пакет санкций был принят при президенте
Бараке Обаме. В дальнейшем их подтвердил и усилил Дональд Трамп. В первую
очередь ограничения коснулись китайской продукции, поставляемой в США. Также
вводился запрет на экспорт американской высокотехнологичной продукции
стратегического значения в Китай – большой список, включающий несколько
десятков позиций.
В ответ Китай действовал по нескольким направлениям. Прежде
всего китайские власти не стали вступать в долгие споры вокруг санкций. Однако отработали
политическую сторону вопроса, обвинив Вашингтон в ограничительной политике.
Параллельно Китай приступил к созданию совместных
лабораторий и центров для разработки высоких технологий, почти отказавшись от
пиратства, в котором страну часто обвиняли. Крупнейшие разместились в Шанхае,
Шэньчжэне и Гуанчжоу, куда активно приглашались западные специалисты, в том
числе и российские. Созданные там разработки патентовались на территории Китая,
становились китайской продукцией. Именно так начинали Huawei, ZTE, Lenovo –
крупнейшие китайские техногиганты.
Патентуя свою продукцию, Китай приступил к ее экспорту в
другие страны. В том числе в США. Известны несколько кейсов, когда американцы
говорили: вы что, это же наша продукция возвращается. Но оказалось, что Америка
попросту не в состоянии производить многие технологические товары на
собственной территории, потому что это дороже или из-за отсутствия или
недостатка необходимых оптимизированных линий.
Это еще один важный момент, который позволил обойти санкции:
Китай обеспечил оптимальную цену на свою продукцию и создал максимально удобную
систему логистики. Именно здесь в пользу Китая сыграла его открытость: в ответ
на санкции страна не стала закрывать двери, а наоборот, начала максимально
открываться миру.
Приблизительно 20–25 лет назад в Китае было около трех сотен
секторов, где действовал запрет на работу иностранных компаний. Иностранцам
нельзя было инвестировать в фармакологию, высокие технологии, внесенные в так
называемый «негативный список». Но постепенно список запрещенных областей
сокращался, о чем Китай во всеуслышание объявлял. Так что сегодня под запретом
для самостоятельных вложений иностранцев всего около 30 областей.
При этом Китай не только активно экспортирует свою
продукцию, но столь же интенсивно начинает ее импортировать и тем также
демонстрирует свою максимальную открытость.
Далее Китай научился очень грамотно пользоваться самыми
различными налоговыми маневрами. Так, например, номинально в Китае действует
довольно высокий налог на прибыль предприятий – 25%. Это много, больше, чем в
Индии, Гонконге или Сингапуре. При этом, формально не снимая этого налога,
Китай снижает его ставку минимум вдвое, до 12,5%, если компания нормально
работает, выполняет все условия в стране. Для предприятий, зарегистрированных в
специальных экономических зонах, ставка налога на прибыль может быть полностью
обнулена, а ставка НДС в зависимости от вида продукции снижена всего до 2–3%.
Обо всем этом Китай громко объявляет на весь мир. Таким образом, по сути,
заявляет инвесторам о том, что размещать производства на его территории более
выгодно, чем, например, в Малайзии, Индонезии, Вьетнаме и т. п.
Поход вовне
Отсюда вытекает еще одна тактика преодоления санкций.
Формально на многие китайские товары США были наложены повышенные тарифы – в
пределах 10–25% в зависимости от категории. И хотя в 2020 году в ходе торговых
переговоров Китай смог договориться об их снижении в обмен на обязательство
увеличить закупки товаров в США, в реальности многие тарифы и барьеры так и не были
сняты. Если бы они продолжили действовать в чистом виде, китайская продукция
оказалась бы полностью неконкурентоспособной не только в США, но и на мировом
рынке.
Чтобы обойти эти ограничения, было предпринято несколько
шагов.
Во-первых, очень грамотно организован параллельный импорт.
На практике это означало, что Китай начинает производить продукцию на своих
предприятиях в третьих странах – в Азии, Латинской Америке, Африке – и уже
оттуда поставляет ее на закрытые для себя рынки в Европе, США или Канаде,
формально как некитайскую.
Во-вторых, Китай начал активно снижать или обнулять
экспортные тарифы на товары, произведенные на своей территории. Таким образом,
несмотря на повышение ввозных пошлин в США, они остаются конкурентоспособными.
С этой целью были созданы специальные экономические зоны, включая две
крупнейшие логистические зоны – на территории специальных портов Хайнань и
Далянь.
В-третьих, все это время Китай занимался скупкой нужных ему
западных компаний. Это очень важная, очень характерная стратегия для
Поднебесной. Во всем мире Китай действует путем слияний и поглощений: китайский
«гринфилд» по-прежнему крайне редкое явление.
При этом Китай научился грамотно и быстро размывать акции
приобретаемых на Западе активов. В реальности в страну – Германию, США или
Канаду – заходит не китайская, но катарская,
австралийская или малазийская компания, которая выступает покупателем.
Хотя конечным бенефициаром сделки является Китай. Конечно, при желании
определить реального покупателя можно, но сделать это довольно трудно.
Наконец, Китай перешел к активному внутреннему
стимулированию экономики. В период санкций, любых сложных моментов денежные
власти запускают активную денежную политику, «заливая» любую проблему
ликвидностью. Не зажимая, но повышая монетизацию экономики. Подобная политика
не приводит к инфляции. Китайское руководство знает своих людей: местный рынок
всегда реагирует на увеличение количества денег увеличением производства. Как
следствие – рост налоговых платежей и поступлений в бюджет, которые снова
перенаправляются в экономику. Происходит то, что называется двойным
циркулированием.
С разной степенью интенсивности такая политика ведется в
Китае не менее 10 лет. Поэтому население привыкло пользоваться стимулирующими
мерами для развития бизнеса. К тому же китайские предприятия могут опереться на
чрезвычайно емкий внутренний рынок, отвязаться от которого не хотят и в США, в
Британии или Австралии. Хотя там прекрасно осведомлены о методах обхода Китаем
введенных против него ограничительных мер.
И это чрезвычайно важный момент: за все эти годы Поднебесной
удалось привязать к себе весь остальной мир. В одночасье отказаться от
китайской продукции сегодня попросту невозможно. Поэтому, даже несмотря на
санкции, с Китаем продолжают дружить и работать.
Логика неочевидных шагов
Опыт Китая для жизни под санкциями, их преодоления, конечно,
может и даже должен использоваться Россией. Хотя скорее это даже не совсем
китайский опыт, а опыт здравого смысла. При этом надо понимать, что Китай – это
страна другого экономического и производственного масштаба. Которая, что очень
важно, на протяжении десятилетий развивала свою экономику крайне успешно,
рационально. Чего, к сожалению, нельзя в полной мере сказать о России. Поэтому
механически перенести китайский опыт на российскую почву целиком невозможно и
бессмысленно. Тем не менее мы четко должны понимать несколько вещей.
Первое – в значительной мере дискуссия о новом
индустриальном развитии сегодня сводится к идее локализации иностранного
производства в России. Тому, что мы называем импортозамещением. При этом
почему-то выпадает из контекста, что Россия сама могла бы выходить со своими
инвестициями, которых на самом деле немало, в другие страны – в Малайзию,
Вьетнам, Индонезию и даже в Китай. Создавать там свои производства, которые
будут являться налоговыми резидентами тех стран, но предприятиями со
стопроцентным или частичным российским капиталом. Выпущенная же на них
продукция может экспортироваться в Россию или третьи страны.
Такой подход позволил бы решить сразу несколько
сопутствующих проблем. Строительство «чистого» завода в России с нуля – это
непростая история. Она требует много времени, а главное – она требует
подготовки, переучивания кадров. Выход за свои пределы, реализация проектов в
других странах и возвращение выпущенной там продукции – то, что Китай делал с
самого начала и продолжает делать сейчас.
Второе, необходимо пойти на экстремальные меры по поводу
налогообложения. Сегодня налоги в России используются скорее как кнут, но
совсем не как пряник. Но если мы хотим сделать так, чтобы рост в наших регионах
был сопоставимым с ростом в некоторых регионах Китая, надо делать как Китай.
Существует целый ряд китайских регионов – это северо-запад, не говоря о Тибете,
Синьцзяне, где все налоги просто обнулены, где НДФЛ является одним из самых
низких в мире или вообще отсутствует. В Китае действует налогонеоблагаемый
минимум по налогам на частных лиц, равный 5 тыс. юаней в месяц, или чуть менее
50 тыс. рублей. Нам придется вводить такую систему и у себя.
У Китая необходимо перенять максимально доброжелательное
отношение к предпринимателям, с которыми у нас пока скорее борются, чем
помогают. Не случайно поэтому многие технологические разработки, инженеры
уходят, уезжают из страны. В том числе в Китай, где отношение к ним гораздо
лучше. Если мы сейчас создадим такое же доброжелательное отношение к бизнесу и
бизнесменам, включим при этом стимулирующие налоговые меры, по крайней мере за
2–3 года российский рынок, экономика включатся и активно заработают. Все вместе
это должно дать стимул к долгосрочному развитию страны.
Третье, нет никакой возможности сделать все и сразу. Это
означает, что России следует сосредоточиться на нескольких областях, сделав их
действительно передовыми. Кроме нефти и газа это, конечно, IT-технологии, в
которых мы можем сделать прорыв. Это продукция агропромышленного комплекса,
особенно в ряде регионов – Алтае, Краснодарском крае, откуда она может
экспортироваться.
Таким образом, за счет перераспределения усилий и
«распечатывания» российского бизнеса мы можем сильно продвинуться вперед. Мы
можем стимулировать внутренний рынок и выйти с этой продукцией за рубеж.
Последнее, но очень важное. Переобучение персонала для
работы с Азией, не только с Китаем, – вопрос номер один. В России критический
дефицит специалистов по работе с азиатскими рынками, инвестициями и т. п.
Необходимо срочно заняться их системной подготовкой. Для этого можно
использовать самый широкий инструментарий – от программ MBA до обычных летних
школ и курсов. Потому что, если мы сейчас не научим новое поколение работать с
Азией, может оказаться, что, даже когда у нас появятся какие-то перспективы, их
будет некому реализовывать.
В ближайшие несколько месяцев многие страны, в том
числе дружественные России Китай, Вьетнам, Малайзия, скорее всего, будут
притормаживать некоторые виды сотрудничества, ожидая стабилизации мировой
ситуации в том или ином виде. Но в какой-то момент все снова
заработает. И тогда не должно оказаться, что у нас опять,
как всегда, ничего не готово.