Перевернутый мир

Кампании под вывеской Occupy и лозунгом «мы – один процент», популистские движения по всему миру (от американской «Чайной партии» до французского «Национального фронта») – сегодня люди яростно протестуют против тех, кто, как им кажется, наживается за их счет, и исключения в приведенном списке вряд ли есть. Левых раздражают сверхбогатые, чье состояние неумолимо растет и которые тратят по 50 млн долларов на квартиры, по 10 млн долларов на свадьбы и по 10 тыс. долларов за сутки отдыха, тогда как даже в самой богатой стране медианный доход семей за 20 лет едва сдвинулся с места (см. график). Правых же возмущают иммигранты и иностранные государства, вытесняющие, как кажется, местную рабочую силу, подрывающие ее позиции и вместе с тем представляющие угрозу национальной культуре и национальному образу жизни.

Однако в целом мир сегодня в наилучшей форме: люди повсюду живут дольше, могут позволить себе дольше посещать школу и, благодаря распространению интернета, наслаждаться недорогим и фактически неограниченным доступом к информации и развлечениям. Так откуда же столько негодования? Ведь статистика говорит, что во многих смыслах ситуация улучшилась.

Частично этот феномен объясняется изменением моделей неравенства, которое произошло за последние 20 лет.

В 1980-х мир по большому счету делился на страны развитые (богатые) и неразвитые (бедные). К богатым относились государства Европы, Северной Америки и Япония. Большинство остальных в сравнении с ними считались довольно бедными. Однако внутри самих государств уровень доходов был достаточно ровным. Период с конца Второй мировой вой­ны по конец вьетнамской стал золотой порой для среднего класса из богатых держав. Внутренний спрос стремительно повышался, а для производства товаров и услуг требовалась рабочая сила. В результате масса «синих воротничков» и управленцев средней квалификации были обеспечены высокооплачиваемой работой. От роста богатых экономик больше всех выигрывали не руководители, финансисты или собственники капитала, а рабочая сила: ее реальные доходы увеличивались. В мире же развивающемся все были одинаково бедны (в сравнении с населением развитого).

В 1975 году французская экономика была вдвое с лишним больше китайской и почти втрое больше бразильской. А к 2014-му стала всемеро меньше первой, и даже вторая обошла ее примерно на треть. Перемены невероятные, и произошли они менее чем за 40 лет – понадобилось всего поколение!

Но за последние 35 лет эти модели поменялись на диаметрально противоположные. Разрыв между странами сильно сократился, а внутри них – резко увеличился. В 1980-е мировой экономике открылись Китай и за ним Индия. Это привело к разрастанию глобальных цепочек поставок товаров и услуг с низкой себестоимостью, которые производились с использованием дешевой азиатской рабочей силы и поставлялись в богатые страны, а затем, поскольку в развивающихся государствах строились города, железные дороги и производственные объекты, к буму на сырьевом и строительном рынках. Все эти инвестиции, включая вложения в более просторное и изысканное жилье в богатых странах, все активнее финансировались на заемные средства, и долговая выручка финансовых организаций постоянно повышалась. В мире же развива­ющемся быстро поднимались зарплаты, благодаря чему в Китае, Индии, Латинской Америке, на Ближнем Востоке и в отдельных частях Африки из-за черты бедности вышли сотни миллионов людей. Лига государств со средним уровнем доходов существенно пополнилась. И это пополнение, пусть еще не богатое, уже не погрязало в нищете, и даже в самых бедных странах (включая Индию и Китай, которые в 1980-м действительно бедствовали) появилось некоторое число довольно развитых городов с представительным средним классом.

В результате перемен разрыв между богатыми и бедными странами стал значительно менее выраженным, а с некоторых точек зрения начал и вовсе исчезать. Второстепенные участники глобальной экономики внезапно превратились в солидных игроков, а господство Запада начало угасать. По данным Международного валютного фонда, в 1980 году размер американской экономики в десять с лишним раз превышал размер китайской. К 2014-му экономика Поднебесной, по данным того же МВФ, на полшага обогнала конкурента (если считать по паритету покупательной способности). В 1980 году Китай был крупнейшей экономикой развивающегося мира. Ни у одной другой развивающейся страны ВВП не превышал 8% американского. Но к 2014-му до 40% от американского довела свой ВВП Индия и около 20% достиг показатель Бразилии.

Для Европы все изменялось еще стремительнее. В 1975 году французская экономика была вдвое с лишним больше китайской и почти втрое больше бразильской. А к 2014-му стала всемеро меньше первой, и даже вторая обошла ее примерно на треть. Перемены невероятные, и произошли они менее чем за 40 лет – понадобилось всего поколение!

Таким образом, за последние 40 лет население развивающихся стран ликвидировало значительную часть отставания от среднего уровня богатых государств, и разрыв между богатыми и бедными державами существенно сузился. Многие развивающиеся страны попали в мировую двадцатку богатейших: экономики Китая, Индии, Бразилии, Индонезии и Мексики, взятые по отдельности, превосходят по размеру экономику Италии, а это четвертая экономика Европы. Южная Корея, Саудовская Аравия, Турция, Иран и Тайвань входят в число двадцати крупнейших экономик планеты, а экономики Таиланда, Пакистана и Египта, также взятые по отдельности, больше экономики Нидерландов, которые вплоть до 1945 года были в Юго-Восточной Азии крупнейшим колонизатором.

Для жителей Европы и Северной Америки мир от этого кажется перевернутым с ног на голову. За одно поколение они проделали путь от подавляющего экономического превосходства до несравнимо меньших долей в мировой экономике и, более того, уступили в экономическом весе множеству стран, которым не так давно особого значения не придавалось. В богатые страны все активнее приходят новые реалии в лице иммигрантов из стран развивающихся. У этих иммигрантов теперь есть возможность узнать о жизни в Европе и Северной Америке и средства, чтобы туда переехать. Даже среди беженцев, спасающихся от войны на Ближнем Востоке, чей наплыв мы наблюдаем, многим удалось найти не одну тысячу долларов на незаконный переход через границы.

В то же время расслоение внутри стран, как развивающихся, так и носивших некогда звание богатых, серьезно усилилось. Интеграция в мировую экономику азиатской рабочей силы и глобальных цепочек поставок сырья принесла руководству международных компаний огромную прибыль. Кроме того, в несколько раз выросла доля мирового капитала, приходящегося на финансовые организации, которые кредитуют мировых инвесторов, участников торговли и девелоперов. В интернете обменивают триллионы долларов, а выручают при полном или фактически полном отсутствии «синих воротничков» и средней квалификации «белых» сотни миллиардов. Подъем интернета вместе с подъемом финсектора способствовал масштабному сдвигу в распределении богатства и доходов. В результате внутри богатых стран плоды глобального экономического роста последние тридцать лет концентрируются в руках руководителей и финансистов из международных организаций.

И многим некогда жившим здесь в достатке «синим воротничкам», средней квалификации «белым», а также менеджерам среднего звена и собственникам небольших предприятий локального масштаба показалось, будто их оставили на обочине, вытеснив с комфортных доминирующих позиций на мировой арене и из уютного среднего класса на национальном уровне. Между тем в государствах не столь богатых часть людей, получив образование или собрав немного капитала, переехали в города, активнее других участвовавшие в производстве товаров и услуг для глобальной экономики, и оставили позади горькую бедность. Миллионы стали «белыми воротничками» и обзавелись атрибутами, характерными для среднего класса. Самые успешные открыли компании, которые теперь обслуживают сотни миллионов человек, а своих владельцев сделали миллиардерами. Но многие из тех, кто остался в деревнях или продолжает трудиться на шахтах, заниматься тяжелой и опасной работой, чувствуют себя обреченными и впредь скитаться по пустыне, пока другие наслаждаются растущим комфортом и непомерным богатством. Отсюда уличные возгласы, которые слышались в 2011 году во время египетской революции: «Они одеваются по последнему писку, а мы живем по десятеро в комнате!»

Неудивительно, что мир кипит от злости. У миллионов граждан богатых стран сложилось впечатление, что родина сбилась с пути и привить остальным свои ценности и видение мирового порядка не может. И это правда. Сужение разрыва между государствами привело к тому, что поднимающие голову державы Латинской Америки, Азии и Ближнего Востока почувствовали в себе силы вершить собственные судьбы и продвигать собственную культуру. А странам, носившим некогда звание богатых, для которых пресекать беспорядки силой теперь слишком дорого и обременительно, куда сложнее стало не только поддерживать мир, но и реагировать на действия агрессивных государств. Поэтому многих так тянет к «сильному лидеру», который должен восстановить статус-кво, будь то Дональд Трамп, Реджеп Тайип Эрдоган или Жан-Мари Ле Пен.

Масштабное изменение мировых моделей неравенства принесло немало пользы. Мировая торговля и финансовый сектор в несколько раз увеличили глобальный ВВП, а в беднейших странах планеты окреп средний класс. Но сами эти модели стали серьезной угрозой

Недовольные, впрочем, есть и в развивающихся странах. Подъем не вывел их на главные роли в ведущих механизмах глобального управления. МВФ, Всемирный банк и Совбез ООН большей частью, как и прежде, подвластны закрытому евроамериканскому клубу. И Китай почувствовал необходимость создать собственный механизм – Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, – а также соорудить в Южно-Китайском море укрепленные острова, показав тем самым миру свою мощь. Более того, мигранты из развивающихся стран сталкиваются в Европе и США с жалобами и неприятием, их винят во всевозможных проблемах. Государства не находят уважения и признания в мировых совещательных органах, люди не находят уважения и признания в Европе – неудивительно, что в Старом Свете и развивающихся странах молодежь называет Запад смертельным врагом и даже охотно присоединяется к Исламскому государству с его жестоким террором.

По большому счету это масштабное изменение мировых моделей неравенства не спланировано никакой страной или группой (хотя некоторые могут заметить, что финансисты и управленцы воспользовались представившимися возможностями с приличной долей рвения). И от этих перемен много пользы. Мировая торговля и финсектор в несколько раз увеличили глобальный ВВП, а в беднейших странах планеты окреп средний класс. Но сами эти модели стали серьезной угрозой.

Развивающиеся страны застряли в том положении, когда, будучи достаточно богатыми, чтобы принимать участие в глобальном управлении, они тем не менее часто наблюдают, как этим фактом пренебрегают. Результат – позиция таких держав, как Китай, Турция и Са­удовская Аравия, становится все агрессивнее. Люди из развивающегося мира мигрируют, но эту миграцию считают опасной, встречают в штыки и, вместо того чтобы помочь, отгораживаются. А люди из мира богатого, сами все больше негодуя и переживая, голосуют за экстремистов и популистов, которые такими настроениями пользуются.

Простых ответов на эти угрозы, к сожалению, предложить нельзя. Богатые с капиталом расстаться не поспешат, а европейцы и американцы не подружатся и не найдут вмиг понимания с людьми из Азии и с Ближнего Востока. Может пройти не одно напряженное десятилетие, прежде чем элиты и лидеры осознают, что усугубление неравенства приносит больше вреда, чем пользы, и, чтобы победить формирующиеся уже целое поколение экономический дисбаланс и националистские настроения, предпримут скоординированные международные усилия.