Рождение талантизма

Относительный вес любой страны в международных отношениях традиционно можно измерить по трем уровням: силе ее сдерживающего оборонного потенциала, благосостоянию ее граждан и компаний и ее влиянию, проецируемому через нематериальные ценности. На всех этих трех уровнях инновации играют важнейшую роль. А инновации – это продукт элит.

Это было хорошо описано начиная с новаторской работы Шумпетера и до концептуальной книги Асемоглу и Робинсона «Почему государства терпят неудачи». Те страны, которые отворачиваются от знаний, бизнеса и элит, принимающих политические решения, поддерживающих инновации, теряют свою значимость. Итог – уменьшение мощи страны, падение уровня технологической плотности в ее экономике и снижение ее возможности применения «мягкой силы».

Единственный путь вперед – это стимулирование элит принять ту или иную инновационную стратегию: либо созидательное разрушение, либо творческая адаптация. Первое означает, что экономика находится в состоянии постоянного «эволюционного хаоса». Новаторы – единственные, кто выживает в условиях постоянной мутации. Замена пишущих машинок на компьютеры – типичный пример созидательного разрушения.

В начале ХХ века Аргентина считалась богатой страной благодаря сельскому хозяйству и животноводству. Ее элита была хорошо образованна, но мало интересовалась инновациями. В результате государство вступило в ХХI век относительно бедным. Между тем Соединенные Штаты прогрессируют с XIX века благодаря своим радикально новаторским элитам. Ныне США – самое богатое и мощное государство в мире.

Второй вариант (творческая адаптация) озна­чает делать то же самое, что делает лидер, но с внедрением определенных инноваций в плане стоимости рабочей силы, логистики и производительности. Это модель, которую внедрили элиты в Азии. Производство телевизоров, смартфонов и автомобилей южнокорейскими компаниями – это типичный пример творческой адаптации, как, впрочем, и великий китайский взлет, начавшийся в 1978 году. Беда в том, что во многих странах компании и элиты привыкают к атмосфере, которая способствует замещению импорта, или к агроэкспортной модели. В этом контексте адаптация приводит к устареванию и консерватизму.

Инновации в стиле созидательного разрушения не связаны с гениальным вдохновением, как это может показаться на первый взгляд. Для этого требуется наличие дальновидных элит, которые страстно привержены своей стране. Следовательно, функциональные элиты – это те, которые умеют комбинировать патриотизм и стратегическое планирование, чего весьма непросто достичь. Иметь большой пул выпускников вузов или технических институтов недостаточно. Образование должно быть как гражданской обязанностью, так и открывать возможности для всех. Однако в то же время инновации следует измерять не количеством часов обучения, а тем, что реально и конкретно делается с полученным образованием с точки зрения инноваций. В этом смысле инновации есть продукт элит, а элиты – продукт инноваций.

Новаторские элиты ведут свои страны под флагом «четырех основополагающих добродетельных элементов» творческого разрушения – ангел-инвестирования, знаний, предпринимательства и бизнес-среды, которые способствуют инновациям.

Инновации следует измерять не количеством часов обучения, а тем, что реально и конкретно делается с полученным образованием с точки зрения инноваций. В этом смысле инновации есть продукт элит, а элиты – продукт инноваций

В погоне за талантом

Мысль о том, что среди элит будет разворачиваться глобальная конкуренция за талантливых людей, не такая уж революционная. Когда-то талант считали синонимом призвания. Речь шла о развитии своих «естественных» способностей. Поэтому мы боготворили людей, которые были «экспертами». Компании, у которых был «основной род деятельности». И страны, которые делали упор на своих «сравнительных преимуществах».

В 2008 году Малкольм Гладуэлл выпустил бестселлер «Одиночки» о ДНК успеха, в котором он популяризировал идею о «правиле 10 тыс. часов». Таким образом, талант и успех есть результат такого количества часов, выделенного на конкретное занятие, такое, например, как игра на виолончели или программирование. И, конечно, чем раньше начнешь, тем лучше. В соответствии с этой те­орией так и появились талантливые люди типа Йо-Йо Ма и Билла Гейтса.

Но в новом геоэкономическом цикле, в который мы сейчас вступаем, главной является «пост-специализация». Восемь лет назад облачные технологии, планшеты и экосистема приложений для них только зарождались. Сегодня они позволяют сократить экономический цикл. Словно мы смогли спрессовать «правило 10 тыс. часов» во что-то более гибкое. Новые технологии катализируют талант. Таким образом, люди, компании и государства должны быть многофункциональными и сложными. Сегодня нужны инженеры, которые умеют хорошо писать. Социологи, которые знакомы с количественными методами. Компании агробизнеса, для которых важен дизайн. Нефтедобывающие страны, которые превращаются в центры развлечений.

Уже существуют метрики измерения этой новой «эпохи талантов». Гарвардский университет придумал «Атлас экономической сложности». В таком контексте, как мы понимаем, гораздо важнее не количество учебных часов, проведенных учащимся за партой, а то, чего он с прагматической точки зрения может достичь, используя закрепившиеся у него знания.

Действительно, Клаус Шваб, основатель Давосского форума, считает, что «талантизм» будет преемником капитализма. Воображение и способность к инновациям – а не вооружение, природные ресурсы или капитал – будут движущей силой того, что он называет «эпоха адаптации». В том же ключе образование также можно рассматривать в качестве одного из отличий азиатского динамизма от остальной части развивающегося мира.

Во время своего визита в Сеул в 2013 году президент Всемирного банка спросил президента Южной Кореи, что должно быть стратегическим приоритетом ее страны на десятилетия вперед. Глава этой международной организации был поражен ее ответом: радикально трансформировать южнокорейскую структуру образования, чтобы подготовить свою страну к инновационным вызовам и созидательной экономике.

В соответствии с этими новыми парадигмами образование должно взаимодействовать с прорыночной средой, обеспечить доступ к венчурному капиталу и предпринимательству. Таким образом, грядущая конкуренция выходит за рамки просто знаний и, следовательно, является функцией институциональных экосистем, которые более или менее в состоянии содействовать инновационному развитию, а следовательно, процветанию и могуществу.

Ключевой элемент инноваций – это высокое качество человеческого капитала, то есть весьма редкий ресурс талантливых людей. В определенной степени большая глобальная гонка ХХI века – это не что иное, как мощная конкуренция среди элит.