Самый старый на Земле

Парламентские выборы в Малайзии в мае 2018 года подарили сенсацию: победу одержала коалиция оппозиционных партий «Альянс надежды», обойдя «Национальный фронт», чьи представители управляли страной в течение предыдущих 61 года подряд. Кресло премьер-министра досталось лидеру «Альянса» – 92-летнему (на тот момент) доктору Махатхиру Мохамаду – бывшему премьер-министру и политическому гиганту, с именем которого без преувеличения связана целая эпоха в истории Малайзии. Достаточно сказать, что за время своего предыдущего премьерства, продлившегося с 1981 по 2003 год, он совершил экономическое чудо, превратив Малайзию из сырьевой державы в экспортера высокотехнологической продукции и встав в один ряд с Ли Куан Ю и другими создателями азиатских тигров.   

При этом при всех его заслугах Махатхир Мохамад – фигура противоречивая. Уходя в 2003 году, он пошутил: «Вот первый случай в мире, когда диктатор подал в отставку, находясь в довольно добром здравии». Но в январе 2018-го в своем блоге он уже серьезно признавал: «Оглядываясь, я понимаю, почему меня в бытность премьер-министром Малайзии называли диктатором. Я совершил множество типично диктаторских поступков».

Для подобных заявлений есть множество оснований. «В Малайзии была демократия, но весьма робкая, где пресса соглашалась почти со всем, что говорило правительство. Те же, кто высказывался против, могли обнаружить себя за решеткой без суда и следствия», – писала английская The Times. Такие полномочия главе государства давал закон, введенный еще британскими колонистами – Internal Security Act. Считается, что более сотни оппозиционных политиков, ученых и активистов испытали на себе его действие. 

Хорошо известно, что при необходимости без особых церемоний проводились и жесткие решения в экономике. Так, Мохамад был способен своей волей зафиксировать обменный курс, закрыть банки и организовать атаку на бирже.

Как руководитель, опирающийся на мусульманское население, он не отличался особенной толерантностью. «Я доволен, что меня называют антисемитом. Как я могу считать иначе, если евреи, которые так часто говорят об ужасах, пережитых им во время Холокоста, показывают такую же нацистскую жестокость и бессердечие не только к своим врагам, но и союзникам, которые пытаются прекратить бессмысленное убийство их палестинских врагов», – говорил он в 2003 году. Поводом для этих слов стал получивший тогда широкую огласку случай, когда израильский солдат, сносящий бульдозером дома палестинцев в секторе Газа, переехал американскую активистку, пытавшуюся остановить снос. Израильский суд оправдал военнослужащего, посчитав, что тот не видел американку.

Такие комментарии далеко отстоят от общемирового политического мейнстрима. И чтобы понять нынешнего малазийского лидера с его риторикой, «типично диктаторскими поступками» и экономическими результатами, придется проследить его биографию. 

Махатхир Мохамад родился 20 декабря 1925 года в городе Алор-Сетар в сельской местности штата Кедах в Малайзии в семье школьного учителя. С отцовской стороны у него были выходцы из Индии, тамилы, а мать была малайкой.

Когда британцы расширяли плантации и активно строили рудники, они обнаружили, что местных работников им не хватает. Да те и не особенно стремятся спускаться с киркой под землю. Проблему решили просто: завозя в Малайзию китайцев, индийцев и даже островитян с Явы. Одним из последствий подобной политики стало начало серьезного расслоения общества: среди богатых людей и среднего класса оказалось немало предприимчивых китайцев и индийцев, а коренное население чувствовало себя несправедливо обделенным. Кажется, Мохамад сполна хлебнул этого в детстве. Не случайно он причисляет себя к малайцам и пришел к власти как их защитник.

Одно несомненно: его детство никак нельзя назвать легким. В 1930-е, в годы Великой депрессии, он несколько раз пережил голод. Во время Второй мировой Малайзию оккупировали японцы. Школы были закрыты. Чтобы выжить, будущий политик начал торговать кофе, а потом снэками с лотка. В основном это были жареные бананы – традиционная малайская сладость во фритюре. 

После войны с помощью родителей ему удалось скопить достаточно денег, чтобы претендовать на достойное образование. В 1953 году он получил диплом врача Университета Малайя и обосновался в Сингапуре. Во время учебы Мохамад познакомился со своей будущей женой – Сити, с которой они до сих пор вместе; они вырастили семерых детей, включая двух приемных.

Махатхир вспоминал, что это не была любовь с первого взгляда, отношения стали развиваться позже. «Она была единственной девушкой среди студентов из Малайзии. Было еще шесть парней, и они всегда предлагали ей поднести рюкзак, – вспоминал он впоследствии. – Я вырос в семье, где большинство были мужчинами, и не знал, как привлекать внимание девушек. Посмотрел на друзей <…> и тоже стал предлагать ей поднести рюкзак. Но я всегда помогал ей [с уроками], может быть, это сделало наши отношения близкими».

Поженились они в 1956 году, когда Махатхиру было 30, а Сити 29. Это было требование ее отца: сначала получить диплом и пройти интернатуру. Через год Мохамад перестал работать на государство и открыл частную практику.

К этому времени за плечами у Мохамада уже был солидный опыт участия в политической жизни. Политикой он заинтересовался еще в 1946 году, вступив в только что основанную Объединенную малайскую национальную организацию (ОМНО). В 1964-м избрался от нее в местный парламент. Он уже паковал вещи, чтобы совершить неблизкий путь из штата Кедах в Куала-Лумпур на свое первое заседание, когда у жены начались роды. Махатхир заколебался, но в итоге сын родился без него: они с супругой уверяют, что та сама приказала ему уезжать в столицу на работу.

В 1969 году он написал открытое письмо с резкой критикой премьер-министра Тенку Абдул Рахмана Путры. Тот игнорирует интересы коренного населения Малайзии, убеждал Махатхир.

За это он был исключен из партии и потерял место в парламенте. Освободившееся время он использовал для написания книги «Малайская дилемма», в которой проводил всю ту же мысль: законные хозяева страны, малайцы, дискриминируются; они считаются людьми второго сорта по отношению к китайцам и индийцам; пора исправлять ситуацию.

Несмотря на критику и обвинения в национализме, идеи, заложенные в книге, были встречены малайской молодежью на ура. Так что под давлением молодых лидеров ОМНО членство Мохамада в партии было восстановлено. В 1974-м его снова избрали в парламент и поручили портфель министра образования.

Особое внимание было уделено школьной реформе – для всех классов была создана новая программа, призванная дать сбалансированные, всеохватывающие знания с упором на математику и точные науки. Именно эти предметы, как утверждал Мохамад, в первую очередь необходимы, чтобы страна смогла конкурировать в современном мире.

О достигнутых результатах говорят цифры: если в начале 1970-х учиться шли 67% шестилетних детей, то к началу 2000-х – уже около 90%. Высшее образование получали 1% учеников, а к концу правления Махатхира эта цифра увеличилась до 10%.

Одновременно триумфально продолжилась карьера Махатхира в ОМНО. В 1981 году он встал у ее руля и возглавил правительство, став четвертым в истории Малайзии премьером.

К этому времени страна переживала бурный рост – за предыдущие 10 лет экономика росла в среднем на 7,9% в год. В стране проводилась так называемая новая экономическая политика (с 1971 по 1990), но Махатхир смог дать ей иное качество, переориентировав Малайзию на новых партнеров и изменив структуру экспорта.

Британские и европейские фирмы владели многими активами в Малайзии. Например, сразу после войны они контролировали 1,2 из 1,4 млн акров плантаций каучука. Мохамад занялся «малаизацией» экономики. Так, в 1981 году он санкционировал «рейд на рассвете» (скупка крупного пакета акций с целью враждебного поглощения сразу после начала торгов, чтобы компания не успела принять контрмеры) против Guthrie, контролировавшей 17% сельхозземель страны, чтобы вернуть их государству.

Но плантации не были панацеей. «Очень рано мы поняли, что если следовать сложившийся во времена колонизации культуре, будущего у нас нет. Просто потому, что растет население, – объяснял Мохамад. – На одном акре фермер едва-едва прокормится. Но если на том же акре построить завод, работу получат 500 человек. Так как у нас много работников и многие не заняты, мы решили, что надо развивать индустрию и создавать рабочие места <…> Мы так преуспели, что в какой-то момент обнаружили, что рабочих рук не хватает и нужно звать их из-за рубежа».

Первый рывок в развитии Малайзии во многом произошел благодаря японским деньгам. Быстрый послевоенный рост Японии создал спрос на сырье, землю и рабочую силу. Продукция стала дорожать и становиться неконку­рентной с США и другими странами. Фирмы вроде Hitachi, Mitsui и Toyota задумались о дешевом производстве за рубежом. Мохамад это понял и стал привлекать японских инвесторов в Малайзию. «Вряд ли найдешь британскую машину после того, как японцы пришли на этот рынок, потому что у азиатов другая бизнес-философия. Пока европейцы хотят получить прибыль побольше, азиаты стремятся завоевать рынок, занять долю побольше, пусть с небольшой прибылью. Думаю, такая стратегия отлично работает, они способны очень быстро развиваться», – говорил он.

Ему не первому пришла в голову идея индустриализации. В 1970-е остров Пенанг начал активно приглашать американские корпорации и стал центром производства электроники. Но Мохамад проделал все на общенациональном уровне. Менее 10 лет понадобилось Малайзии, чтобы из сырьевой экономики, зависящей от экспорта пальмового масла, каучука и олова, превратиться в одного из азиатских тигров, экспортирующих телевизоры, компьютеры, холодильники, кондиционеры и другие товары с высокой добавленной стоимостью.

Глава государства не забыл о притесняемых малайцах. В начале 1980-х, перед его приходом к власти, львиная доля экономической активности приходилась на этнических китайцев. Мохамад дал преимущества коренным малайцам на всех уровнях. Например, при проводимой им масштабной приватизации больше шансов на получение актива было у малайца, то же касалось госконтрактов, льготных кредитов и даже образовательных субсидий. Так в стране возникла мощная прослойка малайцев-бизнесменов.

Местный бизнес он защищал от зарубежных конкурентов как мог. «К нам из Америки приезжало много делегаций, одну возглавлял [бывший госсекретарь Александр] Хейг. Они настаивали, чтобы мы разрешили американским банкам работать в стране на правах местных, – вспоминал Мохамад. – Мы говорили, что из-за своего размера они задушат малайзийские банки. Но [нам твердили], мол, это хорошо для вас, они принесут свою экспертизу, эффективность, их участие подстегнет все. Мы обязаны защищать наши местные банки. Вот почему мы опасаемся, что глобализация, как ее понимают западные страны, не будет хороша для нас». И добавлял: «Мы добились независимости не так давно, для нас независимость значит право управлять страной по-своему».

Не всегда его попытки приносили результат. Это видно на примере сталелитейной и автомобильной промышленности. Один из провалов – Perwaja steel, которая понесла миллиарды ринггитов убытков из-за плохого управления, коррупции и неправильно выбранной бизнес-модели. В Малайзии до сих пор есть своя сталелитейная промышленность, и до сих пор она слабоконкурентна. Правительство периодически получает от нее просьбы о защите от импорта и госпомощи.

Куда интереснее сложилась судьба местного «волжского автозавода» под названием Proton Edar Sdr Holding. Завод начал работу в 1980-е с помощью Mitsubishi. Одной из причин его первоначального успеха была господдержка. Мохамад ввел запредельные пошлины на импорт автомобилей и не выдавал зарубежным автоконцернам необходимые для работы в стране разрешения. Другая азиатская страна, Тайланд, выбрала иной путь. Она пригласила зарубежные компании вроде Toyota, Honda, Ford и General Motors и стала крупнейшим автопроизводителем АСЕАН. Когда был подписан договор о свободной торговле Asean Free Trade Area и отменены пошлины на произведенные в ассоциации машины, Proton оказался неспособен конкурировать на равных с продукцией Тайланда. В 2016 году он запросил у правительства 1,5 млрд реддингов, чтобы выжить. Правительство предпочло его обанкротить.

Но все же многие усилия Мохамада приносили плоды. С 1988 по 1996 ВВП рос в среднем на 8% в год. С 1990 по 1996 доход на душу населения удвоился. К 1997 году внешнеторговый оборот пробил планку в 158 млрд долларов. По оценкам ВТО, Малайзия заняла 18-е место в мире по объему экспорта и 17-е по объему импорта. Строительство новых автобанов и мостов затмил другой проект: создание новой столицы Путраджайя. The New York Times называл ее самым масштабным строительным проектом в Юго-Восточной Азии – 5,48 млн кв. метров офисов, отелей, торговой недвижимости и жилья было создано для города с населением 1,3 млн человек.

Хол Хилл, профессор экономики, специалист по Юго-Восточной Азии в Австралийском университете (Канберра), объяснял основные причины экономического чуда. Малайзия – одна из самых открытых экономик мира, здесь минимум барьеров в том числе для прямых иностранных инвестиций. Вдобавок низкая инфляция: Мохамаду удалось не допустить ни одного кризиса баланса торговых операций (ради этого пришлось идти в том числе на такие экзотические шаги, как запрет банкам давать кредит боле 75% стоимости импортного авто; Махатхир в принципе жестко регулировал банковский сектор, это ему помогло в 1998 году). Еще один фактор – отличная инфраструктура, от дорог и портов до связи. Институты оказались независимыми и высококачественными – за это надо поблагодарить выстроивших их колонистов. Bloomberg добавляет, что англичанам надо сказать спасибо и за отсутствие в стране военных переворотов. Традиционно бюрократия и армия оказались разделены, причем контроль находится в руках у бюрократии.

Правда, в середине 1990-х ряд предприятий стали переводить производство из Малайзии в страны с более дешевой рабочей силой. Например, привлеченный когда-то низкой стоимостью рабочих рук производитель игрушек Mattel перевез производство в Индонезию. 66% работающих в стране американских компаний испытывали трудности с подбором персонала, выяснила малайзийская торговая палата. В стране было 8 млн рабочих рук – правительству пришлось привлечь из-за рубежа еще 1 млн. Но будущее все равно казалось безоблачным. Citibank в 1996 году предрекал, что Малайзии не грозят какие-либо долгосрочные проблемы.

Но они не заставили себя ждать. В 1997 году в Азии грянул кризис. «Я думал, что такого с Малайзией произойти не может, – говорил Мохамад. – У нас очень здоровая экономика; у нас хорошие резервы; мы очень консервативны в управлении финансами. И у нас валюта, с которой мы прошли через еще худшие времена».

К его разочарованию, кризис перекинулся и на Малайзию, к чему власти оказались абсолютно не готовы. Глава страны удивил мир тем, что в отличие от многих азиатских стран отказался следовать советам МВФ: «Мы изучили их предложения: акцент на безубыточный бюджет, рост процентной ставки и все такое – это подходит не каждой экономике. Мы отказались от лекарства МВФ и наблюдали, что творится с другими странами, которые его приняли. Улучшения не было. Единственное, что случилось – эти страны еще больше задолжали МВФ, что не сулит хорошего в будущем».

Мохамад вообще скептичен в отношении международных институтов и Запада. «В прежние дни надо было завоевать страну армией, и тогда вы получали над ней контроль. Сейчас в этом нет необходимости, – считает он. – Вы можете дестабилизировать страну, сделать ее бедной и заставить позвать на помощь. За эту помощь вы получаете контроль над политикой страны <…> и фактически колонизируете ее».

Он не доверял ВТО и новым правилам игры в мировой экономике: «Как только по вам становится видно, что вы можете работать по правилам, они их меняют. Приходится начинать все сначала, вы постоянно дестабилизированы. Будь у нас возможность менять правила, они чувствовали бы то же, что мы. Но нам нельзя». На вопрос, кто же эти «они», Мохамад отвечал: «Они, похоже, из богатых стран, преимущественно с Запада». Он уверял, что Запад и капитализм больше не синонимы демократии: «Вполне очевидно, что пока существовал Восточный блок, между капитализмом и коммунизмом шла борьба. Как только коммунизм оказался повержен, капитализм смог распространиться и показать свою истинную сущность. Его больше не сдерживала необходимость казаться милым <…> Сегодня ничего не сдерживает капитал, он требует пускать себя повсюду и делать все, что захочется».

Правда, Мохамад уточняет, что антизападником не является: «Мы критикуем [не Запад, а] идеи». Нет никакой гарантии, что сегодняшние священные коровы Запада не будут им же отброшены: «Идеи вроде социализма, коммунизма, <…> и других -измов родились на Западе, а сейчас Запад их отвергает как неверные. Откуда нам знать, что их представления о демократии, правах человека не будут отвергнуты в будущем?»

В кризисе 1997 года тоже оказались виноваты внешние силы, рассказывал Мохамад: «[Он перекинулся на нас], потому что мы не контролировали спекуляции валютой. Они могли спекулировать любой валютой, и их спекуляции устроены так, что они могут ревалоризировать или девальвировать валюту до любого уровня. <…> Это не имеет ничего общего с плохим госуправлением, или коррупцией, или прозрачностью, потому что будь у нас плохое правительство, валютный коллапс случился бы давным-давно». Фактически кризис случился при том же правительстве, которое смогло добиться экономического чуда. «Они» – это люди из очень богатых стран, которые используют глобализацию для личного обогащения, пояснил Мохамад PBS, нанося вреда в разы больше, чем зарабатывают: «В случае с Малайзией мы потеряли 250 млрд долларов, а валютные трейдеры не могли заработать на этом более 5 млрд».

В итоге он послушал советы западников и сделал все наоборот, ввел твердый обменный курс – 3,80 ринггита за 1 доллар. Велел инвесторам держать в ринггитах средства как минимум год после того, как они продали бумаги местных компаний, если они владели ими менее года. Мохамад сравнивает отношение к глобализации с миграцией. Говорить о свободном перемещении капитала – это как настаивать на бесконтрольной миграции: «Вы готовы позволить нашим людям в большом количестве переезжать в ваши страны? Скажем, 300 млн китайцев, 200 млн индийцев переберутся в Европу. Тут же вы начинаете твердить: “Нет, это не то, что подразумевается под глобализацией”. Раз вы хотите регулировать миграцию людей в своих странах, мы должны иметь возможность регулировать приток и отток капитала в нашей стране».

Премьер наложил ограничения на торговлю акциями малайзийских компаний и одновременно, в попытке привлечь инвесторов, отменил норму 1986 года, по которой иностранец мог владеть 100% местной компании только в том случае, если половина ее продукции шла на экспорт.

Многие частные компании были спасены за счет государства. Например, государственный холдинг MISC купил за 220 млн долларов погрязшую в долгах судовую компанию Konsortium Perkapalan (что вызвало нарекания, поскольку последняя контролировалась сыном премьера Мирзаном). В списке спасенных за государственный счет – Malaysia Airlines и Renong, а также местные банки.

При этом амбициозные дорогостоящие проекты по развитию страны Мохамад не свернул, потому что хотел только высоких темпов роста. По его словам, многие страны замедлили рост из-за мер по борьбе с кризисом – и что же? Все равно столкнулись с дефицитом торговых операций. «Конечная цель, к которой нам стоит вести Малайзию, – сделать ее к 2020 году полностью развитой страной», – заявил он.

Пришлось бороться и с внутренней оппозицией. Министр финансов и вице-премьер Анвар Ибрагим и руководитель ЦБ Ахмад Мохамед Дон выступали за то, чтобы прислушаться к советам МВФ. Мохамад в ответ ввел должность второго министра финансов, который получил фактическую власть. На этот пост он назначил старого соратника Даим Зайнуддина, бывшего казначея ОМНО и министра финансов в 1984–1991 годах. Многие идеи, легшие в основу малайзийского экономического чуда, принадлежат именно ему. А в противовес председателю ЦБ резко был повышен статус советника Центробанка.

История кончилась тем, что Анвар Ибаргим стал открыто призывать к экономическим и политическим реформам, был арестован, обвинен в коррупции и гомосексуализме и посажен по последнему обвинению. По иронии судьбы он после выхода на свободу снова был посажен по тому же обвинению, но уже при новом премьере. Он продолжил политическую борьбу из-за решетки, и в наши дни Мохамад пришел к власти в союзе именно с партией своего старого врага, Анвара Ибрагима. Во второй раз став премьером, он добился королевского помилования для Анвара.

«Хотя политику премьер-министра Мохамада, который пытался держать ставку рефинансирования низкой, пытаясь остановить быстрый отток спекулятивного капитала из страны, раскритиковали все кому не лень, спад в Малайзии оказался короче и легче, чем у любой другой страны, – писал экономист Джозеф Стиглиц. – У нее было подобие экономической стабильности, которого не было у других».

Налоговые стимулы и рост доходов госслужащих помогли подогреть внутренний спрос. Но к концу премьерства Мохамада в 2003 году дефицит бюджета составлял 5% ВВП. Возникли и другие, подчас неожиданные проблемы. Например, быстрый рост вызвал проблему нехватки рабочих рук. В 1981 году в стране жило 14 млн человек и работников не хватало. В 1991 году уже 19 млн, к 2003 году цифра перевалила за 24 млн, но проблема осталась. Мохамаду пришлось искать людей за рубежом. Он хочет, чтобы к 2100 году в Малайзии жило 70 млн человек (сейчас в стране 30 млн). Но ему мешают его же успехи. Растущее благосостояние приводит к падению рождаемости. В 2000-х годах в семье было в среднем четыре человека против пяти в 1980-х. И все же, по расчетам ООН, к концу века в Малайзии будет жить 70 млн.

Стал падать и уровень ПИИ – с 6,4% в 1990–1996 годах до 1,2% в 2000–2002. Во многом это связано с конкуренцией со стороны Китая. Но все равно Мохамад покидал пост премьер-министра как триумфатор. Хотя и сетовал, что уходит «разочарованным… потому что слишком мало смог в достижении главной цели – сделать мой народ успешным народом, который уважают».

«Я никогда по-настоящему не уходил в отставку», – позже признавался Мохамад. С 2003 года он ездил по стране, выступал на чужих избирательных кампаниях и поддерживал связь с политиками разного толка. Его ставленник, новый премьер-министр Абдулла Ахмад Бадави, начал разочаровывать Мохамада. А после досрочных выборов в парламент в 2008 году, когда правящая ОМНО показала блеклый результат, бывший премьер в знак протеста вышел из партии. Бадави не выдержал давления и в следующем году подал в отставку.

Мохамад вернулся в партию и поддержал в борьбе за пост премьера Наджиба Разака, сына второго премьер-министра страны. Он и выиграл схватку. Но тоже оказался не лучшим выбором. Придя к власти, Наджиб создал суверенный инвестиционный фонд 1Malaysia Development Berhad (1MDB). Его средства должны были идти на развитие экономики. Но в 2015 году начались скандалы вокруг хищения из фонда – подозревают, что пропало не менее 4,5 млрд долларов. Расследования ведутся до сих пор от Малайзии до США, от Сингапура до Швейцарии. Об этом деле стали писать даже западные таблоиды, особенно когда в нем стали мелькать имена знаменитостей. Например, в 2017 году актер Леонардо Ди Каприо передал американским властям подарок от малазийского бизнесмена Джо Лоу – картину Пабло Пикассо. Минюст США подозревал, что Лоу купил ее на деньги, выведенные из 1MDB.

Мало того, что он крайне популярен в стране. Мохамад еще и выбил из рук Наджиба главный козырь: кампания последнего доказывала, что оппозиция – это не мусульмане и ее победа приведет к вытеснению из власти малайцев. Мохамад, известный стремлением защитить коренное население, сумел убедить людей, что приход оппозиции не перевернет жизнь в стране с ног на голову.

Первые два дня после победы коалиции Мохамада на выборах были объявлены выходными. Банки были закрыты, из них невозможно было вывести деньги. Между тем новый-старый премьер взялся за скандал с 1MDB. Наджиб сразу же попал на допрос, а полиция провела обыски в принадлежащей ему и членам его семьи недвижимости. Только в одной из квартир были изъяты 284 дамские сумочки класса люкс и еще 37 сумок с ювелирными украшениями и дорогими часами, а еще 28,6 млн долларов в малазийских ринггитах, долларах США и еще 24 валютах. Чтобы пересчитать эти деньги, понадобилось три дня.

Подозревается, что клану Наджиба досталось более 700 млн, украденных из фонда 1MDB. Мохамад пообещал сократить многих из 17 000 назначенных при Наджибе чиновников, подозревая их в коррупции и назначении по блату. Он объявил об отмене 6-процентного налога на товары и услуги, введенного в 2015 году.

Пришлось Мохамаду столкнуться и с неожиданными открытиями. Так, госдолг правительство Наджиба объявило равным 170 млрд долларов. Но после переоценки он вырос до 250 млрд долларов – это 80% ВВП страны. «Чем больше мы разбираемся в делах предыдущей администрации, тем больше плохого мы обнаруживаем», – подытожил Мохамад. У него есть стратегия по развитию страны: еще в 1991 году он представил план «Видение-2020» (в 2009 году был подкорректирован и назван «Единая Малайзия»). Следить за его исполнением он решил лично.