Витамины чистого роста

Периодически повторяющиеся катастрофы с выбросами крайне вредных для здоровья химических веществ в реку Сунгари (правый приток Амура) с китайской стороны на границе с российским Дальним Востоком в 2005, 2007 и 2010 годах были одними из первых звонков о том, что экстенсивный экономический рост и масштабные индустриальные и трансграничные инфраструктурные проекты в Азии требуют межгосударственного регулирования. В последующие годы появлялись новые подтверждения этого тезиса: перераспределение стока вод реки Аргунь между Китаем и Россией, стока Черного Иртыша между Китаем и Казахстаном, возведение ГЭС на реке Меконг, вызывающее недовольство и затрагивающее интересы населения пяти государств, или планы строительства каскада ГЭС в бассейне Селенги в Монголии, которые потенциально ставят под угрозу сохранение уникальных экосистем озера Байкал.

Для предотвращения и решения подобных проблем была принята «Конвенция об оценке воздействия на окружающую среду в трансграничном контексте» ЕЭК ООН (Конвенция Эспо 1991 года вступила в действие в 1997-м). Этот документ обязывает государства – стороны конвенции уведомлять и консультироваться друг с другом при планировании всех проектов, которые могут иметь значительное воздействие на окружающую среду, выходящее за рамки национальных границ. В продолжение конвенции был принят «Протокол по стратегической экологической оценке» (СЭО, 2003 год, вступил в силу 11.07.2010), он обязывает стороны интегрировать экологическую оценку в свои программы на ранних стадиях планирования и, таким образом, помогает закладывать фундамент для устойчивого развития. Протокол также обеспечивает широкое участие общественности в процессе подготовки государственных решений. В 2011 году президент России Дмитрий Медведев дал поручение ратифицировать Конвенцию Эспо. Оно не выполнено до сих пор в связи с тем, что, по мнению МИДа, сначала требуется завершить адаптацию национального законодательства к ее требованиям.

13-я пятилетка

Китай начал пропаганду наиболее амбициозного проекта «Экономического пояса Шелкового пути» в 2013 году. Проект региональной интеграции предполагает даже не столько создание какого-то одного нового евразийского транспортного и энергетического коридора, сколько укрепление экономического и культурного взаимодействия во всей Евразии. «Пояс» станет фокусом внешнеполитической деятельности КНР в 2015–2025 годах и важной частью плана 13-й пятилетки.

В течение предыдущих двух лет Экономический пояс Шелкового пути выглядел скорее лозунгом, чем планом, пока наконец 28 марта 2015 года три ключевых министерства не выпустили судьбоносный документ на семи языках «Прекрасные перспективы и практические действия по совместному созданию Экономического пояса Шелкового пути и Морского шелкового пути XXI века». Это «правила игры» по сотрудничеству с КНР в создании инфраструктуры, развитию торговли и производства на пространстве от Тихого океана до Северной Африки. Проект взаимосвязи и интеграции поможет странам Азии, Европы и Африки сверить и соединить свои стратегии развития, раскрыть потенциал регионального рынка, активизировать инвестиции и потреб­ление, создать спрос и рабочие места, расширить гуманитарные обмены между народами и взаимообогащение культур. То есть Китай отдает себе отчет, что берет на себя миссию демиурга-катализатора «новой модели мирового менеджмента», в условиях когда старые забуксовали в кризисах. Судя по реакции большинства стран региона, они готовы участвовать в этом новом мегапроекте.

Китай довольно убедительно утверждает, что Шелковому пути все другие интеграционные проекты только подспорье: ШОС – «цементирующая основа», «Степной путь» Монголии – северное спрямление, Евразийский экономический союз – пространство России, Казахстана и Белоруссии без таможенных барьеров. «Регион Шелкового пути» охватывает территорию с 4,5 млрд населения (60% населения Земли) и агрегированным валовым продуктом в 21 трлн долларов (30% мирового).

Естественно, что такое громадье планов вызывает несколько очевидных вопросов:

1. Как планируется финансировать проекты в рамках Шелкового пути?
   
2. Как избежать/предотвратить «экологический демпинг» вновь создаваемых финансовых институтов развития по сравнению с действующими политиками и процедурами институтов развития Бреттон-Вудской системы, в том числе группы Всемирного банка/IFC, Азиатского банка развития (ADB) и Европейского банка реконструкции и развития?
   
3. Как обеспечить сбалансированный учет экологических и социальных интересов всех заинтересованных сторон при реализации трансграничных проектов и проектов с трансграничным воздействием в рамках программы Шелкового пути?

Ведущим инструментом реализации программы Шелкового пути, относительно которого уже прозвучал вопрос о контроле за инвестициями, стал созданный в 2015 году по инициативе Китая Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (AIIB). 57 стран выступили членами-основателями, но половина из 100 млрд начального капитала также придет из Китая. Именно этот банк будет мотором инфраструктурного строительства в Евразии. В составе учредителей AIIB полтора десятка стран Европы (включая Францию, Германию, Великобританию и Италию), а также Австралия – то есть страны, которые политически не могут себе позволить допустить снижения планки требований по сравнению с существующими международными финансовыми институтами.

Проект «озеленения»

Гораздо сложнее обеспечить участие заинтересованных сторон и «честность конкуренции» на основе стандартов и механизмов деятельности у других источников финансирования: Фонда Шелкового пути, Банка ШОС, Банка БРИКС, Банка Морского шелкового пути и национальных институтов развития Китая – ­Китайского банка развития и Эксимбанка КНР. За последние годы Пекин приобрел достаточно прогрессивный опыт государственного регулирования и стимулирования экологической ответственности национальных финансовых институтов. Так, Комиссия по регулированию банковской деятельности (аналог Центрального банка) выпустила в 2012 году «Правила зеленого кредитования», направленные на экологизацию экономического развития страны. В них прямо говорится о том, что китайские финансовые институты должны публично давать обязательства следованию международным практикам и нормам и обес­печивать соответствие наилучшим международным практикам.

Возникает очевидный вопрос: какие наилучшие практики и нормы должны быть закреплены в международном праве, чтобы обеспечить минимизацию экологических и социальных рисков и негативных воздействий проектов, реализуемых в рамках программы Шелкового пути? Закрепление в международном праве процедур минимизации экологических рисков и негативных воздействий при реализации трансграничных проектов и проектов с трансграничным воздействием потенциально обеспечит возможности их равного применения, честной конкуренции и отсутствия «экологического демпинга» между старыми (Бреттон-Вудскими) и новыми институтами развития. Важность этих вопросов трудно переоценить – фактически все «позеленение» международного проектного финансирования началось с создания Всемирной комиссии по плотинам Всемирного банка и Международного союза охраны природы (Dams and Development, 2000).

Рамочные условия, которые позволят избежать повторения многих ошибок международных финансовых институтов в прошлом и «экологического демпинга» новых («не битых») институтов развития (AIIB, NDB и другие) по сравнению со старыми («битыми») институтами развития (Всемирный банк, EBRD, Asian Development Bank и т.п.), потенциально может обеспечить принятие азиатской Конвенции об оценке воздействия на окружающую среду в трансграничном контексте Экономической и социальной комиссии для Азии и Тихого океана (ЭСКАТО) ООН или аналогичной европейской Конвенции об оценке воздействия на окружающую среду в трансграничном контексте ЕЭК ООН (Конвенции Эспо) и ее Киевского протокола по СЭО.

Следует отметить, что члены Евразийского экономического союза (ЕАЭС) – Казахстан, Киргизия, Белоруссия и Армения – уже стали сторонами Конвенции Эспо, а СССР, правопреемником которого является Российская Федерация, подписал ее еще в 1991 году. Конвенция Эспо и Протокол по СЭО открыты для присоединения стран вне зоны действия Европейской экономической комиссии ООН, и подписание этого уже хорошо зарекомендовавшего себя инструмента, на наш взгляд, наиболее прямой и скорый путь к обеспечению экологической безопасности на Шелковом пути. Если же страны Азии считают недостаточно политически выигрышным или корректным присоединяться к «европейской конвенции» и чувствовать себя «ведомыми» Европой, то можно создать новую конвенцию. Так, например, после принятия Рамочной конвенции по защите морской среды Каспийского моря к ней был принят Протокол об оценках воздействия на окружающую среду в трансграничном контексте, фактически дублирующий требования Конвенции Эспо.

Затяжная история с ратификацией Россией Конвенции Эспо и Протокола по СЭО, по крайней мере частично, обусловлена тем, что страны Евросоюза с достаточно строгим экологическим регулированием не рассматриваются органами власти России как источник значимых экологических угроз даже в условиях «западного переноса» воздушных масс. Конвенция Эспо воспринималась до последнего времени как потенциальный экологический барьер для основных трансграничных мегапроектов Газпрома – «Северного потока» и «Южного потока». Для строительства «Северного потока» правительство России брало специальные обязательства по соблюдению требований Конвенции Эспо.

Китай довольно убедительно утверждает, что Шелковому пути все другие интеграционные проекты – только подспорье: ШОС – «цементирующая основа», «Степной путь» Монголии – северное спрямление, Евразийский экономический союз – пространство России, Казахстана и Белоруссии без таможенных барьеров. «Регион Шелкового пути» охватывает территорию с 4,5 млрд населения (60% населения Земли) и агрегированным валовым продуктом в 21 трлн долларов
(30% мирового)

В то же время в случае с Экономическим поясом Шелкового пути экологические и социальные риски и угрозы уже хорошо известны. Поставленная Китаем задача «сообща строить “зеленый” Шелковый путь» не решается без инструментов стратегической экологической оценки и ОВОС (оценка воздействия на окружающую среду) в трансграничном контексте. Также очень важно, что Поднебесная уделяет все больше внимания экологическим рискам своих инвестиций и экологическим аспектам поведения своих компаний за пределами страны. Об этом свидетельствуют государственные рекомендации по обеспечению легальности и экологической ответственности закупок древесины и социальной и экологической ответственности инвестиций в горнодобывающие проекты за пределами Китая. С 2006 года Пекин выпустил ряд обращений и рекомендаций, призывающих компании уважать окружающую среду при инвестировании за рубежом. России, Казахстану и другим странам ЕАЭС выгодно поддержать китайский проект, получив для себя комфортные и равноправные условия участия, в том числе минимизацию экологических рисков и негативных трансграничных экологических воздействий. Важнейшим инструментом уменьшения экологических рисков может стать совместная с Китаем и, вероятно, Казахстаном и Монголией инициация заключения Конвенции об оценке воздействия на окружающую среду в трансграничном контексте под эгидой ЭСКАТО ООН
и/или официальное расширение сферы действия Конвенции Эспо ЕЭК ООН с присоединением к ней Китая и Монголии. Российское председательство в ШОС и BRICS в 2015 году является хорошей стартовой позицией для этих инициатив.